Ноябрь 1914-го: «Прекращение пьянства осчастливит не только людей, но и животных…»

Сегодня хотя и выходной день, но все-таки понедельник, потому мы публикуем традиционный обзор архивной прессы. Мы пролистали владимирские газеты за ноябрь 1914 года, чтобы найти самые интересные материалы столетней давности.

Итак, в нашем обзоре – объявление о розыске сбежавшего из дома мальчика, очередная статья о пользе запрета на продажу спиртного и заметка про сбор пожертвований для фронта.

«О розыске». Объявление в газете «Владимирские губернские ведомости», опубликовано 7 ноября 1914 года.

14 мин. октября у проживающей в городе Муром крестьянки Нижегородской губ., Сергачского уезда, Апраксинской вол., с. Знаменского Александры Михайловны Виляевой неизвестно куда скрылся сын Леонид, 11 лет, и до сего времени к ней не возвращался. Причина скрывания его, как надо полагать, последовала от нежелания обучаться грамоте. Приметы пропавшего Виляева следующие: высокого роста, худощавый, волосы на голове русые, глаза черные, лицо чистое, особых примет нет. В момент исчезновения был одет в драповое, коричневого цвета пальто и ученический костюм, обут в штиблеты с галошами и на голове надета плюшевая шапка.

«Результаты прекращения продажи питей», статья в газете «Владимирские губернские ведомости», опубликована 28 ноября 1914 года.

«Старому Владимирцу» из с. Фоминок, Гороховецкого уезда, пишут, что «любопытна теперь, после прекращения торговли «казенкой» картина сельского базара.

Прежде обычным явлением были буйства, громко-омерзительная брань и ссоры. Последние переходили в драки, последствиями которых были раны, увечья и т.д. Теперь видишь людей, занятых серьезным разговором и хлопочущих о семье и доме. Самые отъявленные пьяницы и те стараются быть тише и вежливее.

Приехавший из деревни в село помолиться не заходит сначала в шинок «погреться». Пьяный муж не посылает жену с базара пешком за несколько верст, чтобы самому «погулять» с подходящей компанией, а мирно оба возвращаются в деревню. Не валяются по дорогам пьяные базарники и зимой не губят они своего здоровья на всю жизнь.

Пишущий эти строки спрашивал тех, которые не могли дня быть без вина: каково им, и получал ответ: «хорошо, а стало жить лучше и спокойнее».

Статистическим отделением Владимирской губернской земской управы получено очень много сообщений, в которых корреспонденты, большей частью крестьяне, красноречиво описывают – как отразилось прекращение продажи водки на жизни деревни. Приводим одно характерное письмо из многих из Константиновской волости, Александровского уезда.

«Многие крестьяне говорят – с одной стороны мы переживаем печальное и скорбное время по поводу войны, а с другой стороны такой радости не испытывали от роду, про случаю закрытия пьянства; даже нищих не стало в нашей местности, которые раньше шатались артелями; прогульное время сократилось не только у фабричных, но и в крестьянском хозяйстве, – каждый пьяница, который пил подряд 5 – 8 недель, теперь все время работает и семьи их запаслись всем необходимым на зиму; раньше было – хозяин придет пьяный, переколотит и даже изувечит своих детей, которые тогда в полночь ищут защиты у соседей, так что от одного или двоих пьяниц в деревне бывает переполох. Прекращение пьянства осчастливит не только людей, но и животных, например, едет мужик на какую-нибудь заработку, в дороге напьется, лошадь не напоит, не накормит, а воз кладет не под силу, чего трезвый-то и не подумал бы положить. Глядишь, она, голодная-то, надорвалась и заболела.

Мне пришлось 6 августа подойти на улице к собранию пожилых и молодых женщин. Заметив их в очень веселом настроении, говорю: «что вы так веселы? Ваши мужья и дети сражаются теперь на войне и, может, так жизнь свою положат». – «Мы, говорят, очень рады, что нет вина и пьянства». Я обращаюсь к одной, у которой муж на войне, и говорю – «какая тебе радость в этом, если убьют твоего мужа?» – На это все собрание в один голос: – «если убьют, она будет плакать одна, а как казенку откроют, придется плакать всем: детям от отцов, женам от мужей, родителям от детей». И я, конечно, поверил.»

Местная хроника, опубликована в газете «Владимирские губернские ведомости» 28 ноября 1914 года.

Конечно, сейчас нельзя дать подробных сведений о еще не окончившемся сборе пожертвований на войну, предпринятом местным Городским Управлением. Но результат трех дней сбора – 23, 24 и 25 ноября уже дает некоторую картину того, как население отнеслось к этому сбору.

Обилие пожертвований, несомненно, свидетельствует об отзывчивости населения. Но в этой отзывчивости нельзя было и сомневаться. Она не представляет собой явления, которое заслуживало бы того, чтобы быть отмеченным. Ведь нет дома, нет семьи, где бы не заботились, не горевали о ком-либо из родных или друзей, доблестно несущем ратный подвиг. И денежная лепта свидетельствует о сочувствии сбору.

Но по разнообразию предметов, собранных трехцветными фурами, разъезжающими по городу со сбором, можно видеть, что население заботливо готовилось к этому сбору, припасая специально для него: сработанные теплые вещи, башлыки, чай, кисеты для табаку, сам табак в мелких упаковках, спички и т.д. Одной махорки маленькими пачками около 20 пудов, а спичек не одна и не две сотни пачек.

Немало теплых, даже меховых вещей, подержанных, но вполне годных, не лишенных еще и сейчас рыночной ценности, пожертвованных очевидно не за ненадобностью, а по настойчивому желанию поделиться как от скудости собственного достатка, так и отказывая себе в том, что превосходит необходимость.

Об этом желании удалить от себя что только можно, говорят и такие предметы, как, например, музыкальные инструменты (даже почти новая цитра) граммофон, швейные машинки ножные и ручные.

Есть в числе пожертвований и лампы, и мебель, и картины, и книги.

Глядя на это обилие и разнообразие предметов, нельзя не подивиться и проворству добровольно трудящихся над разборкой этих вещей в помещении склада, отведенного в городском манеже. Пришлось приступить к разборке, не имея никакого представления о том, по скольким категориям придется распределять привезенные вещи, в числе которых трудно было ожидать, например, чугунный нагнетательный насос с гуттаперчевыми рукавами, а он пожертвован. Некоторые жертвователи давали в фуру запакованные тюки, в которых при разборке оказывались самые разнообразные вещи: подержанные сапоги, махорка, новые сработанные теплые вещи, подержанное белье. И разборка эта происходит с 9 часов утра, иногда до 10 часов вечера при освещении керосино-калильного фонаря. Подробная регистрация собранных вещей сейчас же при разборке их немыслима. (…)