Игорь Конышев: о брендировании, маркетинге и менеджменте музея-заповедника

Гендиректор ВСМЗ согласился на интервью

Бывшие сотрудники называют его человеком, разрушающим русскую культуру, а Минкульт хвалит за перевод музея «Горки Ленинские» из отстающих в лидеры. Уже полгода генеральный директор Владимиро-Суздальского музея-заповедника Игорь Конышев, нечасто общаясь со СМИ, тем не менее остается одним из главных местных ньюсмейкеров от культуры. 

Громкие приобретения, не менее громкие отставки, приписываемые новому главе владимирской музейной империи скандальные высказывания – все это занимает умы и будоражит воображение. Но не дает ответа на один, самый главный вопрос – как же все-таки живет и куда движется ВСМЗ под руководством нового рулевого? Спросить об этом ПроВладимир решил самого Игоря Конышева, который согласился на интервью после серии публикаций о происходящем в музее.

О ЗАРАБОТКАХ И ТРАТАХ

- Игорь Валерьевич, наверное, за целый год говорить еще рано, но за 11 месяцев уже можно подвести итоги. Сколько ВСМЗ заработал с начала года?

- Наверное, можно уже подводить итоги, собственно, и по целому году, потому что изменения, которые произойдут в последнюю неделю, они уже некритичны. Вообще ВСМЗ заработал за год около 190 млн рублей. Это показатель неплохой, на 10% выше прошлогоднего показателя. Но это не потолок для ВСМЗ, потому что следующий год у нас будет сложнее с точки зрения зарабатывания денег. И показатель по внебюджетным доходам, который нам сейчас ставит министерство культуры, – это плюс еще 15% к той сумме, о которой мы говорим. К сожалению, экономическая ситуация в стране такова, что нам каждый год уменьшают государственную субсидию. Она уменьшится процентов на шесть, я думаю. И в этой связи для того, чтобы остаться на плаву, нам нужно будет заработать даже больше 15%.

Сейчас соотношение субсидии и зарабатываемых денег примерно одинаково. Примерно 50% общего объема финансирования ВСМЗ – это государственная субсидия на выполнение государственного задания. А около 50% – это собственные средства музея, которые, собственно, музей и тратит на зарплату, на сохранение культурного наследия, реставрацию, развитие, в общем, на все, что может тратить музей в рамках своей основной деятельности.

- Вы сами сказали, что следующий год будет сложным, да и этот легким назвать нельзя. Насколько было эффективно потратить достаточно большую сумму денег на приобретение рояля, автомобиля, вендинговых аппаратов? Чем вы руководствовались, делая эти покупки?

- Исключительно экономическими расчетами. Мы посмотрели, как это работает у наших коллег, больших музеев с большим потоком. Что касается потока – это миллион сто человек, по-моему, мы принимаем. Это тот показатель, которого мы достигли в этом году. Соответственно, учитывая этот поток, рассчитав возможный средний чек, ты понимаешь, за какое время ты окупаешь эти вендинговые аппараты и через какое время ты начинаешь получать чистую прибыль. 

Что касается автомобиля, то последний легковой автомобиль музеем-заповедником был приобретен семь с половиной лет тому назад. Он уже подлежит списанию, потому что затраты на его ремонт, на эксплуатацию уже начинают превышать нормативы.

Что касается рояля – все федеральные музеи становятся универсальными музейно-культурными центрами. Крупные музеи, кроме показа экспозиций, привлекают к себе посетителей концертами, выступлениями хороших исполнителей. С одной стороны, роялей в ВСМЗ много. А с другой стороны, ни одного хорошего рояля концертного уровня звучания у нас нет. Рояли, которые стоят в экспозициях, относятся к предметам государственного музейного фонда, и, по большому счету, их даже трогать руками нельзя, потому что это предметы государственного музейного фонда. А из тех роялей, которые стоят на сценах в Палатах и в Гусь-Хрустальном, ни один не соответствует качеству звучания, которое необходимо, допустим, для уровня народных артистов России, которые могли бы здесь играть.

Да, это недешевые вещи. Но эти вещи достаточно ресурсные, и 20 – 30 лет этот рояль может верой и правдой служить. То есть это длинная покупка, это покупка, которая в итоге и привлекательность повысит, и еще и денег принесет.

- ВСМЗ может составить конкуренцию владимирской филармонии?

- Никоим образом. Потому что рояль уехал в Суздаль. Гости Суздаля всегда жалуются на то, что в вечернее время совершенно некуда пойти, совершенно нечем заняться. Я думаю, что в туристский сезон будем приглашать исполнителей, будем приглашать артистов, будем устраивать там небольшие музыкальные вечера, которые позволят и нам заработать, и порадовать гостей Суздаля.

О СУДЬБЕ ПАЛАТ

- Вам приписывают фразу о здании Палат, которые вы якобы назвали «могилой между двумя памятниками ЮНЕСКО».

- Я не готов комментировать слухи. Что касается Палат – это великолепное здание, но оно требует нового переосмысления с точки зрения музейного пространства. Потому что современное музейное пространство строится уже по иным принципам, нежели это было 30 – 40 лет назад. Мы сейчас пытаемся привести в божеский вид выставочные залы на третьем этаже, заменив там экспозиционное оборудование, прежде всего осветительное оборудование. У нас возникла проблема с освещением, когда мы стали договариваться с крупными музеями о возможности экспонирования хороших выставок. Галогеновое освещение, которое у нас там присутствует в части залов, не позволяет привозить хорошие работы. Надеемся, что это удастся осуществить в начале следующего года – мы в этом году сэкономили несколько десятков миллионов рублей.

- На чем?

- Мы отказались от тех покупок, которые мы могли бы не производить. Не стали закупать копировально-множительную технику в тех объемах, в которых она покупалась до этого, потому что ее и так уже достаточно. Мы пересмотрели политику в отношении закупки канцелярских товаров, сэкономили какое-то количество на этом. Плюс немножко больше заработали, чем в прошлом году, и сумма образовалась. Это не бюджетная сумма, мы ее никуда не возвращаем, она остается на счетах музея-заповедника и позволит нам уже со следующего года заняться несколькими, очень важными для нас вещами.

Кроме освещения в экспозиционных пространствах, это разработка проектно-сметной документации для реставрации объектов в Суздале в рамках подготовки к 1000-летию со дня рождения этого города. Не секрет, что до 1000-летия остается очень мало времени, по бюджетным меркам, учитывая прохождение бюджетных циклов, заявок на деньги, получение этих денег, остается совсем ничего для производства работ. Для того чтобы заявляться на реставрационные работы, необходимо иметь пакет проектно-сметной документации. Сейчас министерство культуры очень рекомендует своим учреждениям пакеты проектно-сметной документации делать за счет своих, внебюджетных средств. Тогда гораздо проще получить целевое финансирование уже на производство работ.

Вот для чего нужны сэкономленные деньги. Эти сэкономленные деньги как раз и пойдут на то, чтобы с начала года заняться проработкой этих вещей. Надеюсь, что до июня мы сможем уже получить первые результаты и заявиться на 2018 год на целевое финансирование уже на производство работ.

О ПЕРЕДАЧЕ ЗДАНИЙ ЦЕРКВИ

- Вы с легкостью отдали два здания в Гусе-Хрустальном церкви?

- Давайте разберемся. Все имущество музея, музейные объекты и здания – это собственность Российской Федерации. В конце 2010 года в России был принят так называемый 327‑й федеральный закон. Это закон, который регулирует возврат церковного имущества церковным общинам. Не берусь судить, хороший это закон или плохой, он принят Государственной Думой, подписан президентом, мы обязаны его исполнять. Этот закон носит заявительный характер.

Если община обращается в Росимущество, ведомство в течение года может отказать по двум причинам: либо здание не является культовым, либо община не является церковной. Если отказа нет, Росимущество обязано в течение шести лет предоставить пользователю этого здания, в нашем случае – музею, в распоряжение либо сходное здание, либо похожее здание для того, чтобы он перенес туда коллекцию. Заявка на Георгиевский собор была отправлена в Росимущество, по-моему, в конце 2013 года. Два года уже прошло. Как будет применяться этот закон, мы пока не знаем, потому что он вступил в силу в 2011 году, и первые шесть лет с момента его вступления в силу наступят как раз в 2017 году. Все с болью в сердце ожидают, как же будут вести себя суды по отношению к текущим владельцам этих зданий, которые из них не выехали. Музей зажат, на самом деле. У музея очень много церковных зданий, а они сейчас как раз находятся в этой зоне риска 327-го закона.

- Таким образом, можно ведь и Спасо-Евфимиев монастырь в Суздале попросить?

- Совершенно верно, вы абсолютно правы. И мы вообще ничего не сможем сделать. Никакие протесты, никакие демонстрации, никакие письма не смогут отменить действие закона. Вот в чем проблема. Примеров того, как из церковных зданий выгоняли музеи, множество. Это происходило даже до введения закона. Вопрос музея Гуся-Хрустального необходимо решать в гражданском здании и с гораздо большим объемом – мы сейчас показываем в двух музеях стекла не больше 26% общего объема нашей уникальной коллекции, то есть каждый четвертый предмет, не более того.

И надо думать еще вот о чем. Владимиро-Суздальский музей-заповедник для Гусь-Хрустального – это одно из градообразующих предприятий. Это учреждение, которое формирует социально-культурную среду этого города. Но здание маленькое, оно не может в полной мере осуществлять свою образовательную, просветительскую, культурную деятельность. Мы с удовольствием показывали бы в помещениях, если бы они у нас были в Гусь-Хрустальном, и коллекции картин, и выставки – привозные или из собственных коллекций. Мы бы с удовольствием проводили там детские вечера, устраивали бы там большие детские мероприятия. Но где? Между витринами со стеклом? Для того чтобы хоть как-то освободить пространство, мы сейчас покупаем дополнительное оборудование для хранения фондов. Мы очень хотим, купив нормальное оборудование, необходимое для хранения стекла, немного освободить нижнее пространство и сделать там полноценный объем, где могли бы быть и временные выставки, и в том числе работа с детьми.

- Какое здание вы видите для музея в Гусь-Хрустальном?

- Да я никакого здания пока не вижу. Я готов рассматривать любые варианты. В том числе варианты с новым строительством.

- За чей счет будет производиться это строительство?

- Строительство возможно как за счет наших внебюджетных средств, так и как некая программа, когда часть объемов строительства реализуется за счет целевых средств, часть за счет бюджетных средств музея-заповедника. Мы готовы в длинную по 40 – 50 миллионов в год вкладывать в строительство этих объектов. Думаю, что и поток, и наши усилия по повышению привлекательности музея позволят нам эти деньги зарабатывать. Нам деньги нужны ровно для этого и ни для чего другого.

О БРЕНДИРОВАНИИ

- Ваши усилия по увеличению привлекательности музея, в частности, включили в себя работу по его ребрендингу. Эта работа завершена?

- Да, нам этот бренд-бук нужен был для начала работ по маркетинговой кампании. Маркетинговая кампания – это следующий сезон следующего года. Думаю, что к весне мы представим всю концепцию маркетинговой кампании и продвижения музея-заповедника, в первую очередь, во внешнее пространство. Нас интересует несколько рынков. Во-первых, это рынок Москвы, платежеспособный спрос, и это тот самый одиночный турист, который сейчас готов путешествовать в радиусе 300 километров от Москвы. В общем объеме в этом году мы получили такую интересную цифру – 65% одиночного туризма против 25% группового туризма, тогда как всегда превалировал групповой туризм, туризм автобусный.

Из этой цифры следует, что мы должны сейчас полностью менять как внешнюю навигацию, так и внутреннюю, потому что одиночный турист, как правило, не берет экскурсовода. Для того чтобы музей был ему понятен, надо выстраивать систему навигации в музее таким образом, чтобы за счет мобильных приложений, стрелочной карты и всего остального, турист понимал, где он очутился. С групповым туризмом все просто – идет экскурсовод и рассказывает: «Посмотрите налево, посмотрите направо». С одиночным сложнее – его нужно завлечь. Если проанализировать количество туристов, которые остаются ночевать в Суздале в гостиницах, и количество туристов, которые приходят к нам, окажется, что из людей, которые ночуют в Суздале, до нас доходят в лучшем случае 40%. По моим оценкам, 30%.

Это означает, что мы в какой-то степени недорабатываем по части привлекательности, привлечения, маркетинга, как раз для тех туристов, которые уже приехали в Суздаль, но до нас они не дошли. Вот почему рояль нужен, почему нужно брендирование, почему сейчас нужны стенды для внутренней навигации на объектах. Почему нужно быстро делать – но быстро не получится – хороший современный сайт, на уровне сайтов ведущих федеральных музеев, который позволит самостоятельно выстраивать маршруты, который позволит самостоятельно покупать билеты и получать всю необходимую информацию. Все это нужно делать. И это как раз те самые задачи будущего года, с которыми нам придется справляться.

О ДЕТСКОМ МУЗЕЕ

- Вам приписывают нелестные высказывания относительно Детского музея. Как будет развиваться его судьба? Его очень любят во Владимире.

- Что касается Детского центра, я все-таки считаю, что, как и большие музеи – наши коллеги, мы должны выходить на некую линейку непрерывности, чтобы музей был интересен не только маленьким посетителям. У нас сейчас Детский центр ориентирован, будем честными, на посетителей младше 10 лет. А дальше уже идут взрослые экспозиции, скажем так, все, что после 16. Вот этот промежуток с 10 до 16 лет, когда продолжается становление личности, когда закладываются какие-то эстетические основы мировосприятия, он у нас пропущен. И в этой связи мы тоже думаем, как и чем этот промежуток заполнить. В том числе я предлагал своим коллегам рассмотреть какие-то пространства, иные пространства Палат. Понятно, что Детский центр находится на первом этаже. И для младших школьников, и дошколят первый этаж пока удобен. А вот для более взрослых детишек нужно придумывать что-то привлекательное для них, что могло бы быть точкой входа в музей.

- Что, например?

- Надо смотреть опыт Эрмитажа, Русского музея. Надо смотреть большие музейные и выставочные центры, типа Еврейского музея и Центра толерантности. Нужно смотреть подходы. И я просто выгоняю своих сотрудников в командировки. Я хочу, чтобы они видели, как устроен мир на других местах. Чтобы они видели, как развивались и развиваются другие музеи. Потому что только «насмотренность» – главное у любого эксперта. Когда ты увидел тысячу тарелок Кузнецова, ты просто влет отличишь тарелку Кузнецова от тарелки Гарднера. Когда ты увидел тысячу ампирных стульев, ты достаточно просто отличишь ампирный стул от любого другого стула. Для того чтобы понять, что мы здесь хотим, мы должны наработать сейчас хотя бы первый этап восприятия информации. Посмотреть, как устроен мир. И задача у сотрудников – она как раз в этом и состоит. Подумать, как будет развиваться этот Детский центр. Понятно, что нижняя планка у нас есть, ранний возраст у нас есть, и нам нужен еще средний возраст.

- А что вы предлагаете? Пока мы слышим только то, что надо развиваться.

- Я ничего не предлагаю. На сегодняшний день предложений нет. Мы должны их сформулировать. Мы пока вышли на уровень того, что эти предложения необходимо формулировать. Когда мы что-то сформулируем, мы обязательно вам расскажем.