Игорь Конышев: уйти нельзя остаться
Эфир на радио «Соль» о скандалах вокруг ВСМЗ
Скандал вокруг Владимиро-Суздальского музея-заповедника вышел на федеральный уровень. Петиция в адрес президента обратила на себя внимание не только владимирские, но и общероссийские СМИ. Журналисты, общественники, простые горожане принялись обсуждать действия руководства музея, рисовать карикатуры на новый логотип ВСМЗ, выяснять, стоит ли новый сайт за 4 млн рублей таких денег.
Вчера ситуацию в учреждении культуры обсуждали в эфире радио «Соль» в программе «Угол зрения». В дискуссии приняли участие политолог Роман Евстифеев, бывший пресс-секретарь ВСМЗ Павел Шебанков, руководитель интернет-студии Илья Андреев и обозреватель ПроВладимира Иван Ростовцев. Также комментарии по происходящему дал сам гендиректор ВСМЗ Игорь Конышев.
*Техническая расшифровка эфира
Валентина Ивакина: Здравствуйте, уважаемые радиослушатели. Это программа «Угол зрения» на радио СОЛЬ, у микрофона Валентина Ивакина. И сегодня темой для обсуждения станут новостные поводы, которые появляются в связи с деятельностью Владимиро-Суздальского музея-заповедника. Сразу несколько скандальных историй там произошло. О том, что же происходит, нам подробнее расскажет журналист ИА «ПроВладимир» Иван Ростовцев. Иван, здравствуй!
Иван Ростовцев: Добрый день.
В.И.: В рамках подготовки к эфиру мы вышли на связь с гендиректором ВСМЗ. Я знаю, что у журналистов Владимирской области к нему много вопросов, и многие жалуются, что он малоконтактный, что сложно выйти с ним на связь. Нам удалось с ним побеседовать. К сожалению, он не смог принять участие в прямом эфире, но дал ответы на вопросы под запись, эти ответы сегодня в рамках эфира прозвучат.
Также в рамках эфира мы услышим точку зрения Ильи Андреева, руководителя интернет-студии, который подробно изучил вопрос о создании сайта ВСМЗ, с этим тоже был связан один из спорных моментов, который освещается в СМИ. Побеседуем с общественником и политологом Романов Евстифеевым, который опубликовал с интернете петицию с просьбой отстранить от должности гендиректора ВСМЗ. И ближе к концу программы побеседуем с Павлом Шебанковым, бывшим пресс-секретарем ВСМЗ, который долгое время работал в ВСМЗ, но не так давно был оттуда уволен.
Иван, можешь обрисовать ситуацию, которая сложилась на данный момент? Какие вопросы у журналистов, у общественников возникают к руководству ВСМЗ?
И.Р.: Для начала стоит пояснить, что руководство ВСМЗ сменилось в июне прошлого года. Министерство культуры назначило нового генерального директора этого музея, им стал Игорь Конышев. Во многом с этим, наверное, было связано несколько предвзятое отношение к Игорю Валерьевичу. Во-первых, пришел варяг. Во-вторых, была странная несколько история, связанная с его предыдущим местом работы, музеем-заповедником «Горки Ленинские». И коллектив музея уже привык к прежним руководителям, это почетный президент Алиса Ивановна Аксенова, Светлана Мельникова, которая сейчас руководит «Херсонесом Таврическим». Естественно, изначально было немного предвзятое, возможно, настороженное отношение к Конышеву. И потом он начал принимать какие-то решения, делать какие-то шаги, которые совсем не вписывались в предыдущую концепцию развития музея. У него есть, как я понимаю, свой взгляд на развитие музея, и он хочет воплотить его в жизнь.
Во-первых, что вызывает сомнения – это закупки, которые проводит музей. К примеру, Конышев закупил кроссовер для себя.
В.И.: Получается, личная покупка на средства музея?
И.Р.: Ну, не для себя, конечно, а для должности гендиректора, для руководства был закуплен новый кроссовер почти за 2 млн рублей. Был куплен рояль концертный за 2,5 млн рублей. Причем его поставили в совершенно неподходящем месте – Архиерейские палаты Суздаля.
В.И.: А почему неудачное место?
И.Р.: Архиерейские палаты, во-первых, не такие большие. Я не представляю, как там проводить вот такие серьезные, большие концерты. А во-вторых, он не вписывается в интерьер. Это две основные причины. Я лично не оспариваю необходимость покупки концертного рояля, это тренд такой в культуре России сейчас, потому что это очень привлекает внимание зрителя, все хотят ходить на концерты классической музыки, на открытых площадях это всегда собирает аудиторию. Но почему именно там, непонятно.
Затем был закуплен логотип за 400 тысяч рублей, который не вызвал какой-то аховой реакции и восхищения. На самом деле, он напоминает один из барельефов Дмитриевского собора и оригинальностью не отличается, на что там было потрачено 400 тысяч, непонятно.
И вот последняя закупка – это новый сайт музея. Опять же, не оспариваю его необходимость. Но 4 млн рублей на него хотят потратить, причем контракт отдали без аукциона единственному поставщику, разработчику того же самого логотипа Сергею Картинцеву, который является другом Игоря Конышева хотя бы в соцсети Facebook.
В.И.: То есть они контактируют через социальные сети.
И.Р.: Как минимум. Мы не знаем, может, они друзья, может, просто связаны в социальных сетях.
В.И.: На твой взгляд, что вызвало наибольшее количество вопросов из всего, что ты перечислил?
И.Р.: Последующие спикеры будут высказывать свою точку зрения, у них какой-то свой взгляд на развитие музея. Хотя я не оспариваю, что музей действительно нуждается в некоем реформировании. Конышев, в принципе, мыслит в правильном направлении, потому что музей действительно испытывает определенные проблемы. Скажем, Владимирскую область в прошлом году посетили 4 млн туристов. А ВСМЗ посетили 1 млн туристов. Это значит, что 3 из 4 приезжающих во Владимирскую область людей просто не посещают вообще никакие объекты музея-заповедника. Причем, я так думаю, что большинство из этих посетителей музея приезжали все-таки в Суздаль, потому что в Суздале вообще невозможно пройти мимо объектов этого музея. А вот во Владимире, значит, люди просто туда не идут. Даже владимирцам, скажем, «Палаты» не совсем интересны.
Естественно, музей должен развиваться, он должен стремиться вперед. И вот здесь музею, возможно, нужен сайт. Я не знаю, насколько нужен логотип, но тем не менее. Попытки устроить пространство музея в качестве закупки вендинговых автоматов по продаже кофе или сувениров тоже можно, в общем-то, объяснить. И покупка рояля, я уже сказал. В принципе, в этом нет ничего такого особенного. Но вызывает сомнение, во-первых, то, что идет некая ломка устоев, что всегда болезненно. Во-вторых, не все согласны внутри коллектива с этими реформами, и идут увольнения, по собственному желанию, в основном. И третье – это то, что Конышев, я не знаю, чем руководствовался, отдавать вот эти контракты единственным поставщикам. Если бы он хотя бы проводил аукцион и хотя бы для видимости, как это у нас часто бывает в стране, то это вызвало бы меньше недоумение общественности.
В.И.: Не так давно писали про логотип, который обошелся в 400 тысяч рублей. Правильно я понимаю, что он тоже был отдан одной конкретной компании на разработку, без проведения торгов? Владимирские СМИ прозвали этот логотип «копипастом». Почему такое произошло?
И.Р.: Логотип, как я уже сказал, напоминает один из барельефов Дмитриевского собора. Это лев. На Дмитриевском соборе много львов, один из них попал на эмблему музея-заповедника. В общем-то, чего-то особенного в нем нет. Я, конечно, не дизайнер, я рассуждаю с точки зрения журналиста, с точки зрения обывательской. Но многие логотипы и задумки для логотипов были более оригинальными. Даже предыдущий логотип с куполами был, на мой взгляд, более символичен для музея-заповедника, чем нынешний. Кроме того, можно было бы найти логотипы за меньшую цену гораздо.
В.И.: Практически полмиллиона рублей.
И.Р.: 390 тысяч рублей, да, это очень большая сумма по сравнению с тем, что предыдущие логотипы и в других учреждениях культуры не хуже логотипы, и они делались либо бесплатно, либо за чисто символическую плату.
В.И.: Я предлагаю сейчас заслушать комментарий Игоря Конышева по поводу именно финансовой политики, которая сейчас проводится. Задавали мы вопрос про закупки и субсидии, что у журналистов возникает большое количество вопросов. Предлагаю заслушать, что же Игорь Конышев на это ответил. Комментарий гендиректора ВСМЗ Игоря Конышева:
Игорь Конышев: У музея две категории средств. Первая – это государственная субсидия, которая нам выдается на выполнение государственного заказа. Объем ее, к сожалению, недостаточен даже для того, чтобы полностью перекрыть объемы выплат по заработной плате нашим сотрудникам. В абсолютных цифрах объем субсидии порядка 188 миллионов рублей в год, общий фонд оплаты труда с начислениями – порядка 220 миллионов в год. Поэтому музей зарабатывает собственные средства, и собственные средства он имеет право тратить на уставные цели в рамках 223 федерального закона по тем нормативам, которые утверждены Министерством культуры РФ. Все эти документы вместе с уставом музея размещены на сайте музея, они абсолютно публичны. И Министерство культуры очень тщательно следит за тем, чтобы мы даже собственные средства расходовали исключительно по тем категориям и нормативам, которые оно нам утверждает.
В.И.: Вот такой ответ от Игоря Конышева. И я предлагаю сразу заслушать ответ еще на один вопрос. Я спросила о ценах, которые устанавливаются на некоторые из заказов, которые делает ВСМЗ. В частности, был задан вопрос про логотип за 400 тысяч рублей. Игорь Конышев объяснил, из чего формируется цена, как они это воспринимают:
И.К.: Вопросы вопросами, а обсуждать цену с людьми, которые, может быть, не совсем понимают, что делает, кто делает, как делает и в каких объемах делает, достаточно сложно. А что касается цен – мы всегда стараемся брать цены на тот перечень работ и на то качество работ по минимальной планке, это один из подходов, которые используются при определении минимальной цены. Минимальная планка рынка, максимально количество опций, которые закладываются в договор и, как следствие, в тот продукт, который мы получаем, и из этого формируется цена. Опять же, еще раз повторяю, логотипы, рояли и все остальное мы приобретаем исключительно за счет собственных средств. Нет ни копейки целевых бюджетных денег.
В.И.: Вот такой комментарий от Игоря Конышева, гендиректора ВСМЗ. Иван, мне кажется, немаловажно обрисовать для наших слушателей, что такое в принципе Владимиро-Суздальский музей-заповедник, чтобы понимать масштабы происходящего.
И.Р.: ВСМЗ – это одни из крупнейших музеев Владимирской области, наверное, самый крупный.
В.И.: 7 объектов ЮНЕСКО, 11 музеев, 5 музейных комплексов и 440 тысяч предметов государственного Музейного фонда.
И.Р.: Это огромные объемы. В 6 или 7 городах Владимирской области находятся эти самые объекты. Фактически охватывает всю территорию Владимирской области. Задействовано в этой работе большое количество людей. Много туристов посещают Владимирскую область и музей-заповедник. Даже миллион туристов – это немаленькая цифра. Я думаю, что это больше, чем у остальных музеев. Все считают, что ВСМЗ – и действительно это так – является центром культурной жизни региона, диктует какие-то свои тренды, свою моду, можно сказать, и от его развития, в том числе, зависит развитие региона, развитие всей туристической отрасли Владимирской области.
В.И.: Интересна еще реакция властей. Вот есть отдельные общественники, которые высказывают свое недовольство, свое негодование – пишут петиции в интернете, дают комментарии СМИ. Как реагируют власти?
И.Р.: Власти отстраняются вообще от этого вопроса. У них две отговорки. Во-первых, «учредитель не мы, учредитель – Министерство культуры», а именно учредитель назначает или снимает какого-то руководителя, контролирует его закупки, о чем говорил Конышев. И второй момент – это то, о чем, опять же, сказал Конышев – музей тратит собственные средства, а не средства бюджета, соответственно «мы не можем никак не это повлиять». На мой взгляд, это отговорки довольно странные, поскольку неважно даже, сколько музей тратит средств, вопрос возникает, почему музей отдает контракты приближенным гендиректору структурам. Как минимум, это вызывает вопросы. Возможно, мы поговорим об этом в рамках другой передачи, «Антикоррупционного понедельника» на радио СОЛЬ. Но это дело будущего. А так – действительно, музей тратит деньги, деньги немалые. Объяснить каким-то образом стоимость закупок довольно сложно. Если бы технически музей-заповедник это как-то объяснил, уже, наверное, много вопросов бы отпало. И если бы провели аукцион, даже если музей ориентируется на рыночные цены – пожалуйста, другие компании, может быть, сделали бы тоже самое и за меньшую цену. И музей бы сэкономил деньги. Кому от этого бы стало хуже? Естественно, все это вызывает определенные вопросы.
В.И.: Интересно, что и сам Игорь Конышев не скрывает, что у музея есть финансовые проблемы, что финансирование производится в недостаточном объеме, и это одна из тех проблем, которая является первостепенной.
И.Р.: Да, конечно. Я не в курсе, какое именно количество сотрудников, какие у них зарплаты. Но есть майские указы президента, и музейным работникам тоже нужно повышать оплату труда. Наверное, в этом плане музей тоже должен зарабатывать. Но дело в том, что миллион туристов все-таки дает неплохие деньги музею. И, в общем-то, ВСМЗ в отличие, скажем, от библиотек имел «подушку безопасности», она где-то до сих пор есть. И в принципе дальше можно было это учреждение культуры даже не развивать. Музей жил по инерции, и прежнее руководство, на мой взгляд, старалось сохранить то, что есть, и задумывалось немножко о том, что можно было бы еще развить. Тем не менее, пришел Конышев, и у него совершенно другой взгляд. Он все-таки приехал из Москвы. Естественно, он может сравнивать владимирский музей с московскими музеями и, может быть, музеями мира. Все-таки музей не должен превращаться, на мой взгляд, в хранилище древностей, а тоже должен развиваться, должен привлекать новую аудиторию, молодежь, в том числе, и развиваться в технологическом смысле.
В.И.: Гаджеты вроде бы собираются сейчас там внедрять. Об этом пишут СМИ со ссылкой на пресс-службу, на представителей музея.
И.Р.: Это еще до Конышева разговоры шли. Там будет вводиться система электронных билетов, возможно, каких-то приложений. Сайт вот новый сделают. Аудиоэкскурсии хотят сделать, в том числе, на китайском языке. То есть музей развивается, я не могу сказать, что он не развивает. Но, тем не менее, вопросы возникают, возникает непонимание. Во многом, возможно, это связано как раз с некой закрытостью руководства музея.
В.И.: То есть закрытость присутствует, да? Как бы ты это описал, ту ситуацию, которая складывается сейчас?
И.Р.: Конышев нашему информационному агентству дал целых два интервью больших. Нам, наверное, грех жаловаться на закрытость. Но, тем не менее, есть некое непонимание и необсуждение решений музея с общественностью, с заинтересованной, самое главное, общественностью. Потому что если бы ВСМЗ никому не был интересен, то, наверное, и вопросов бы не возникало. Однако же у владимирцев есть некий свой взгляд на развитие музея. Возможно, стоило бы, если не слушания провести, то хотя бы какую-то встречу с населением или какой-то круглый стол с экспертами, обсудить, дать предложения Конышеву. Никто же его не заставляет плясать под чью-то дудку. У него есть свой взгляд, этот взгляд имеет место, он оправдан во многом. Но какие-то такие отдельные решения без видимости четкой концепции, описанной концепции, потому что Конышев не сказал, в какую сторону будет развиваться музей, каким он видит его через 5 лет. И люди не понимают, куда движется музей. Они думают, что старое сейчас будет разрушено, новое создано не будет, Конышев может перейти на другое место работы, и останутся такие вот руины ВСМЗ.
В.И.: Надеемся, этого не произойдет. Посмотрим, как будут развиваться события дальше. Иван, спасибо, что побеседовал с нами. Радиослушателям напоминаю, что мы беседовали с Иваном Ростовцевым, журналистом ИА «ПроВладимир».
И мне подсказывают, что с нами на связи находится Илья Андреев, руководитель интернет-студии, житель Владимирской области. Илья, здравствуйте!
Нет, говорят, перенабираем. Пока я расскажу, почему мы решили связаться с Ильей. Один из вопросов, который вызывает недоумение у некоторых представителей и СМИ, и общественников, касается будущего сайта ВСМЗ. Было объявлено, что ВСМЗ планирует создать сайт, и якобы этот сайт обойдется в 4 млн рублей. Недоумение вызывает, что якобы это будет самый простой сайт, буквально с 5 страницами. Некоторые подробно изучили заказ, который был выложен. Мне подсказывают, что Илья с нами на связи. Илья, здравствуйте!
Илья Андреев: Добрый день.
В.И.: Вы один из тех людей, кто пристально присмотрелся к будущему сайту ВСМЗ, и вы еще эксперт в этой сфере. Что вам удалось разглядеть и что вызвало у вас вопросы?
И.А.: На самом деле, структура там не такая простая, хотя действительно там всего 4 листа. Они в принципе охватывают все объекты музея, какой-то тур там с ними, непонятно, что он делает. По большому счету, это и все. Изначально смутило то, что сайт с такой структурой просто не может стоить таких денег, это невозможно. Такой сайт стоит как минимум в 10 раз, если не в 100 раз дешевле. Там есть такой момент, который всего одну строчку занимает на предпоследней странице, касается фотографий. В рамках этого комплекса работы сайта нужно еще сфотографировать 1000 объектов, но несколько фотографий для каждого объекта. Это такая работа, даже если по 10 объектов в день фотографировать, потребуется только для фотографирования, без ретуширования и прочего.
В.И.: 440 тысяч предметов хранится в государственном Музейном фонде. Это огромные объемы. И якобы это все включается в работы, которые будут проводить создатели сайта, правильно я понимаю?
И.А.: Судя по этому контракту, да. Это называется «комплекс работ по созданию сайта», туда входит, в том числе, фотографирование.
В.И.: Почему вы решили обратить внимание на этот проект и как-то покопаться в том, что предлагает ВСМЗ сделать за 4 млн рублей?
И.А.: После того, как появилась эта информация, мне буквально несколько людей стали задавать вопросы, сколько реально стоит создать такой сайт. После того, как несколько человек спросили, решили договор посмотреть, условия. Что меня смутило – это закупка у единственного поставщика. Насколько я понимаю, это по закону просто запрещено – делать закупки более 100 тысяч рублей у одного поставщика. Вот это непонятно на 100%. Все остальное – ну, можно как-то посчитать, объем работ наверняка ведут компании, которые дороже за это возьмут. Просто закупка у одного поставщика – спорный момент.
В.И.: На рынке именно интернет-индустрии и на рынке сайтов этот ценник в 4 млн рублей – что можно сделать за 4 млн рублей?
И.А.: Если мы убираем оттуда фотографии, то эту сумму можно делить на 3, на 5, как-то так. Если за 400 тысяч сделать – в принципе, в закупках определяются контракты с такими суммами и даже больше. Это нормально. Но я вам скажу, сколько мы ни пробовали участвовать в таких тендерах, мы ни разу даже до участия в них не доходили. Есть такие варианты, что какие-то другие компании волшебным образом там оказываются и выигрывают эти тендеры.
В.И.: Это возвращаясь к вопросу единого заказчика.
И.А.: Даже если бы не единственный заказчик был, то обычно такие конкурсы обставляются такими условиями, с которыми просто невозможно выиграть. Например, срок стоит 5 дней на выполнение. И только одна компания может это выиграть, она уже это сделала. Обычно это так происходит. А те реальные заказы, которые на госзакупках появляются, абсолютно реальные, то подобный проект, как по тому техническому заданию, которое сделал ВСМЗ, – настоящие тендеры порядка 100 тысяч рублей, такой сложности сайт на госзакупках порядка 100 тысяч рублей обычно стоит.
В.И.: Вы как представитель интернет-студии, как человек, который трудится в этой сфере, как я понимаю, никак не можете повлиять на этот процесс, даже если возникают какого-либо рода вопросы?
И.А.: Не очень понимаю, как я должен влиять и почему.
В.И.: Спасибо, что побеседовали с нами, Илья. Я думаю, очень важно, что представители различных индустрий с разных сторон освещают проблему.
Напоминаю, что мы беседовали с Ильей Андреевым, руководителем интернет-студии. Жаль, что плохо было слышно Илью.
С нами на связи еще один эксперт, Роман Евстифеев, общественник и политолог из Владимирской области. Роман Владимирович, здравствуйте!
Роман Евстифеев: Здравствуйте. Я не общественник, на самом деле, я представляю сам себя во всей этой истории.
В.И.: Представим тогда вас как политолога. Вы являетесь автором петиции, которая была опубликована в интернете.
Р.Е.: Нет, это не совсем верно. Я не автор петиции, я ее разместил в интернете, я публикатор. Авторы петиции, там первоначально было 150 подписей, это работники музея, бывшие работники музея, работники культуры и т.д. Я получил ее уже тогда, текст петиции, когда он уже был отправлен адресатам. Я не успел поставить туда подпись, счел необходимым вот так поучаствовать в этой истории, опубликовав ее на портале.
В.И.: А можете рассказать об этой петиции подробнее? Вы сказали, что к вам обратились бывшие сотрудники музея и авторы петиции. В данной ситуации они обратились к Владимиру Путину. Ранее нечто подобное публиковалось с обращением, чтобы Мединский обратил внимание на происходящее. Чем эта просьба отличается от предыдущей? Потому что я уверена, что вы тоже в курсе, что же происходило раньше.
Р.Е.: Да, я следил за ситуацией. Мое участие сейчас в этой истории связано с тем, что я довольно долго просто следил, и, наверное, это было неправильно. Надо было раньше все это делать. Но мы смотрели, следили все, не верили доносившейся информации оттуда. Но оказалось все достаточно серьезно. Особенно для тех людей, которые просто потеряли место работы. Мне кажется, это самое пока тревожное. Люди реально страдают и пытались говорить об этом всеми доступными средствами. К сожалению, средств сегодня для любого работника доказать, что вы имеете право на работу, на достойную жизнь, очень мало, законных средств. Одно из этих средств – это обращение к вышестоящим органам. Собственно, они этим и воспользовались. Других-то нет, к сожалению.
В.И.: Какие тревожные сообщения доносятся от бывших сотрудников ВСМЗ, от тех, кто подписался под этой петицией?
Р.Е.: Сначала была тревожная информация от тех, кто там тогда еще работал, о том, что жизнь становится ненормальной, и требования нового руководителя идут вразрез с их представлениями о том, как должен жить музей, как должен развиваться. Это полгода продолжалось, пока не начались увольнения, именно тех людей, которые говорили, предупреждали. Они оказались первыми в череде этих увольнений, и стало понятно, что музей будет развиваться непонятно как. Вчера или позавчера, отвечая на эту петицию, руководство музея заявляет, что у музея нет пока никакой стратегии. При этом увольнения уже идут и переустройство уже идет. Но стратегия будет только к осени, а это уже больше года работы нового директора. Вот это несколько напрягает, честно говоря, и странно выглядит, когда руководитель тянет такую важную вещь и при этом начинает уже переустройство, крупное достаточно, крупные траты, увольнение людей. Но стратегии нет. Это, конечно, на мой взгляд, не по-государственному совершенно.
В.И.: От представителей администрации Владимирской области звучали комментарии, что нет никакой конкретики в этой петиции, что это общие слова. И якобы очень напоминает ту жалобу, которая была адресована ранее Владимиру Мединскому и была принята к сведению, якобы, ничего нового не появилось.
Р.Е.: Это же петиция. Формат петиции не предполагает, что мы здесь будем раскладывать все по полочкам. Нет конкретики – вы встретьтесь с людьми и получите конкретику. Вы бросаете «нет конкретики» в пустоту, они из пустоты не родится. Поговорите с людьми, которые подписали. Там будет конкретика. Диалога-то нет, вот в чем беда. В диалоге появится конкретика. Когда люди друг другу предъявляют претензии, не видя друг друга и не разговаривая, они друг другу такие претензии предъявляют, что нет конкретики. На самом деле, есть конкретные факты, и они перечислены много раз уже, может, кто-то еще добавит. Но надо диалог начинать. Хватит конфронтации уже.
В.И.: Можете перечислить несколько фактов, можно не называя имен и фамилий, о чем известно вам, и что вызывает у вас опасения?
Р.Е.: Самое главное – это люди. Больше 20 человек уволено за этот период. Причём я не всех знаю, я не музейный человек. Но те, кого я знаю, несколько человек, – это профессионалы, которым в области было место в этом музее. Теперь мы их потеряли. Может быть, навсегда в этой сфере. Для людей в современных условиях не так просто найти работу в музее по специальности – они вынуждены будут переквалифицироваться. В условиях, когда стратегии нет, мы сразу начинаем с увольнений. Ну нет стратегии – подождите год. Будет стратегия – будем думать, стоит ли эта стратегия увольнения людей или нет. Вот это государственный подход, когда мы бережем людей. Это первое.
Второе – это действия руководителя, которые направлены на то, чтобы что-то изменить, но что, непонятно. Ради этого непонятного мы начинаем переустройство большое, траты большие, которых не было раньше. Мы начинаем что-то менять, хотя цель пока непонятна. Например, под угрозой оказывается детский центр. Кстати, сейчас уже говорят: «Нет-нет, трогать не будем», хотя были заявления, что будут трогать его. Экскурсионное бюро переводится. Меняется структура самого музея, вводятся новые штатные единицы, заместители, при этом сокращают все, что касается библиотечного дела, науки и т.д. Это все вызывает опасения о том, куда движется.
Есть третья важная вещь. Совершенно верно и вице-губернатор говорит о том, что есть некая инерция конфликтности. Руководство музея в ответ на петиции говорит, что это людям не нравятся изменения и т.д. А третий момент, на мой взгляд, самый важный здесь – не нравятся изменения, прежде всего, самому руководству. Оно ведет себя точно так же, как вело руководство музея прошлые годы. Две прежних руководителя тоже не слишком хорошо общались с людьми, тоже не слишком много посвящали общественность в свои планы. Но они были укоренены в местном сообществе, им было легче это делать. Они все-таки жили здесь, они общались с людьми больше. Некоторые вещи нивелировались и как-то проскакивали. Были моменты и конфликтов, были моменты и более-менее решения каких-то общих проблем, но в целом система была именно такая. И вот нынешнее руководство музея как раз поддерживает именно такую модель, когда руководитель, назначенный министром, совершенно не согласует свои действия и стратегию развития музея с местным сообществом. Абсолютно.
Вот здесь нужны изменения, но, на мой взгляд, они их не хотят. Вот кто не хочет изменений. Мы предлагаем – давайте создавать государственные общественные органы, давайте изменять систему назначения руководителей федеральных музеев, согласовывая хотя бы кадровую политику, давайте согласовывать стратегию развития музея с интересами местного сообщества. Потому что это наши ценности. Да, это федеральный музей. Но мы же граждане России, мы же граждане Владимирской области, это наши ценности, мы здесь тысячу лет их сохраняем, и из-за кадровой ошибки министра культуры мы можем их потерять. Мы так думаем. Наверное, это не так, мы ошибаемся. Но мы имеем право и на это тоже, на эту обеспокоенность.
Вот этот третий момент, связанный с тем, что руководство музея не хочет меняться. Речь не идет о том, что прежнее было хорошее, а нынешнее – плохое. Я считаю, что ошибки и недостатки прежнего руководства налицо. Это плохая, неинституционализированная связь с местным сообществом. Нет никаких институтов, которые позволяли бы это все согласовывать. И новое руководство идет тем же самым путем. Оно полностью повторяет его, но будучи совершенно не укорененным в местном сообществе, это все усиливается, удваивается, утраивается, вот это напряжение. Это совершенно недопустимо, потому что мы можем многое потерять, для себя и для наших детей и внуков. Мне этого не хочется лично. Я не общественник, я сам от себя всегда говорю. У меня нет никаких общественных организаций, за мной никто не стоит. Я считаю, что должно быть по-другому. Мы должны налаживать диалог и видеть, что происходит в музее, а если что-то не так, значит, поправлять.
В.И.: Мы задали вопрос по поводу петиций и сокращений самому Игорю Конышеву, он нам перед эфиром дал ответы на эти вопросы. Я предлагаю послушать ответ про петицию. Роман, вы не отключайтесь, потом с вами обсудим. Слушаем.
И.К.: Я могу заявить, что любое мнение народа, которое он высказывает, это мнение народа, и он имеет право его высказывать. Здесь вопросов быть не должно никаких. Второй вопрос по содержанию, если там есть какие-то принципиальные претензии к работе директора, то есть он не отремонтировал, не отреставрировал, не пустил один музей, закрыл экспозицию – это можно обсуждать. А если это некая эмоциональная лирика, то вряд ли я могу это обсуждать и комментировать. К подобного рода вещам я отношусь совершенно спокойно. К сожалению или к счастью, любые изменения, которые происходили, происходят и будут происходить в любых сферах деятельности, в том числе, в музеях, всегда будут наталкиваться на некое непонимание со стороны определенной, минимальной части людей. К этому нужно быть готовым и совершенно спокойно к этому относиться, совершенно спокойно на это реагировать. Музей работает в абсолютно нормальном, рабочем режиме, музей принимает гостей, музей устраивает выставки, музей устраивает мероприятия, и он и дальше будет продолжать это делать. Я скажу больше, в прошлом году музей-заповедник принял больше 1 миллиона 100 тысяч посетителей, которые остались довольны, и по динамике этого года я понимаю, что многие из тех, кто приезжал к нам в прошлом году, возвращаются, даже по тем отзывам, которые они оставляют.
В.И.: Вот такой комментарий Игоря Конышева, гендиректора ВСМЗ. Роман Владимирович, как на такой комментарий отреагируете?
Р.Е.: Очень хорошо, что директор понимает, что люди имеют право высказывать свое мнение, именно это надо так воспринимать, это мнение людей. Что касается его нежелания по содержанию комментировать – оставим это ему. Не хочет – не надо. Придет другое время – даст другие объяснения. На мой взгляд, эти обвинения в неконкретике несколько надуманы и натянуты. Там есть несколько очень конкретных моментов, в самой петиции, на которые можно было бы ответить. Кстати, петиция довольно мирного свойства, пока она не затрагивает никак очень многие вопросы, которые тоже волнуют людей. Может, время для них еще не пришло. Придет и для них время. И на эти вопросы тоже придется отвечать. Последний тезис директора о том, что грядут изменения, – я бы предложил музею измениться в сторону большего учета мнения местного сообщества. И самому директору в этом смысле.
Если вы во Владимире живете, знаете, что ВСМЗ довольно часто называли государством в государстве. Или империей даже. Это закрытая структура была. И она до сегодняшнего дня именно такая. Вот это надо менять, на мой взгляд. То, что создавалось двумя прежними директорами, и тот же курс, который сегодня продолжает новый директор – это, конечно, не столько их курс, сколько сегодня политика Министерства культуры. Но это не современный музей сегодня. Так не работают музеи мира. Если посмотреть, как работают лучшие музеи мира, то они все интегрированы в сообщество. Они черпают оттуда ресурсы. Они работают для него и именно на этом зарабатывают свой авторитет и свое внимание. Быть закрытой структурой, как это было 30 лет назад, и ждать, что пойдут туристы, они будут радоваться, а местное сообщество будет не причем – это, по-моему, утопия просто. Это не стратегия развития, это утопия. Без привлечения ресурсов местного сообщества музей невозможно развить и сделать современным. Мне бы хотелось, чтобы музей развивался и менялся. А если кто-то этих изменений боится, значит, надо других руководителей приглашать, которые этого не боятся.
В.И.: Мы также Игорю Конышеву задали вопрос по поводу информации, которая появляется в СМИ, про сокращения. Тоже предлагаю послушать ответ.
И.К.: Я боюсь, что это еще один слух, который почему-то форсируют. Сокращений не производится. Музей традиционно в зимний период увольняет сезонных сотрудников, это происходило и год назад, и два года назад, и пять лет назад. Поэтому никаких сокращений, никакой серьезной реструктуризации, которая приведет к сокращениям, не будет, это абсолютно точно. Скажу больше, учитывая задачи, которые стоят перед музеем, а они достаточно серьезные, задачи нам ставит Министерство культуры РФ, мы в этом году должны принять минимум на 10 – 15% больше посетителей, мы должны заработать на 20% больше денег, чем заработали в прошлом году. Поэтому численность, особенно к сезону, не только восстановится, но и вырастет за счет тех людей, которые будут приходить к нам на работу на усиление в течение сезона. Сезон у нас начинается в мае, заканчивается в конце сентября. Летний период – это традиционный сезон для всех музеев-заповедников.
В.И.: Вот такой комментарий от Игоря Конышева.
Р.Е.: Вы знаете, я хочу сказать по методологии разговора, мне не очень нравится вот такой заочный комментарий. Человек что-то там сказал, а я с ним полемизирую. Мне кажется, это не совсем корректно. Если нет очного диалога, то заочный диалог нет смысла производить. Не вижу смысла в таком диалоге, мне кажется, это неправильно. Мне не хочется в таком участвовать, честно говоря. Это несколько неуважительно, мне кажется, к самому директору музея.
В.И.: Хорошо. Спасибо большое, что побеседовали с нами. С нами на связи был Роман Евстифеев, политолог.
Я предлагаю послушать еще один ответ Игоря Конышева. Один из вопросов касался финансовой политики, которую проводит музей сейчас. От СМИ звучат определенные обвинения, что нынешний гендиректор ВСМЗ больше экономист и менеджер, чем музейщик. Вот что на такое обвинение ответил сам Игорь Валерьевич.
И.К.: Основная цель музея – это повышение его привлекательности и повышение эффективности использования государственного имущества. Я напоминаю, что все музейное имущество, включая предметы государственного Музейного фонда, – это имущество РФ. И государство в непростых экономических условиях, в которых сейчас оно находится, с учетом того, что больше денег на обеспечение государственного задания оно давать, к сожалению, не может, – мы тоже расстроены, поверьте – стимулирует музеи к тому, чтобы они максимально работали над повышением собственной привлекательности. А повышение привлекательности – это привлечение туристов, привлечение посетителей. Каждый турист и посетитель – это та копеечка нашего собственного дохода, который позволяет нам выплачивать заработную плату, проводить реставрацию музейного предмета, проводить работу по сохранению музейных объектов, проводить работу по проектированию будущих своих проектов, потому что это тоже нужно делать.
У нас грядет 1000-летие Суздаля. Очень много объектов заявлено в рамках подготовки этого мероприятия. Федеральных денег на это нет. Нам приходится сейчас зарабатывать деньги, тратить их на то, чтобы проектировать реставрационные и строительные работы, чтобы подготовиться к этому замечательному событию. И в этой связи экономика – это неотъемлемая часть работы любого организма. Просто коллеги, которые меня критикуют, боюсь, путают ситуацию с музеями, которая была лет 10 тому назад, и ситуацию, которая реально существует сейчас. Поменялась за это время даже сама структура финансирования музея. Если еще лет 5 – 6 тому назад музей финансировался в рамках сметного расчета, то есть государство давало на все-про все, то сейчас музей финансируется в рамках государственной субсидии на выполнение государственного задания. И я уже говорил, что эта государственная субсидия в этом году из общего объема денег, которые будут у музея, будет составлять не более 45%. Меньше половины – это деньги государства. 55% – это деньги, которые мы должны заработать сами. Поэтому без экономики здесь не деться никуда.
Скажу больше. За прошедшие 7 месяцев не закрыта ни одна экспозиция, не прекращена работа ни одной из программ. Поэтому весь тот колоссальный потенциал, который был накоплен музеем за предыдущие 58 лет, сохраняется, но развитие необходимо. Мы понимаем, что каждый живой организм, а музей – это живой организм, должен развиваться, иначе стагнация может привести к тому, что нас просто перестанут замечать. Мы конкурируем достаточно жестко на рынке внутреннего туризма, это очевидно. И человек, который принимает решение, почему он должен приехать из Москвы или из Нижнего Новгорода во Владимир или в Суздаль, в наши музеи, он должен четко понимать, в чем преимущество Владимира и Суздаля по сравнению с теми объектами, которые находятся у него под боком. Это тоже очевидно.
Без экономической направленности ни один федеральный музей сейчас работать не может. Ни одному федеральному музею Министерство культуры не выдает субсидию, которая бы полностью покрывала расходы федерального музея. И федеральные музеи в течение последних 5 лет ежегодно получают новые и новые задачи по повышению собственной эффективности и по повышению внебюджетных доходов. Абсолютно все 63 федеральных музея, которые подчинены Министерству культуры РФ. Мы точно не одни. Крупные музеи Москвы в общем объеме своего финансирования получают еще меньшую долю государственных денег. Я это знаю наверняка, поскольку и с коллегами, и с министерством мы общаемся очень плотно и очень часто.
В.И.: Вот такой комментарий от Игоря Конышева, гендиректора ВСМЗ.
С нами на связи находится еще один наш эксперт, Павел Шебанков, бывший пресс-секретарь ВСМЗ. Павел Геннадьевич, здравствуйте!
Павел Шебанков: Добрый день.
В.И.: Вы как человек, который много лет проработал в ВСМЗ, как никто, знаете, как была устроена жизнь музея-заповедника на протяжении большого количества лет. Буквально в конце прошлого года вы покинули ранее занимаемую должность. Как вы относитесь к тому, что происходит вокруг ВСМЗ сегодня, и как вы, человек, работавший и видевший происходящее изнутри, оцениваете то, что там происходит?
П.Ш.: Я уже два месяца как не работаю в музее, поэтому, может быть, последние какие-то конкретные события по развитию музея мне недоступны. Что я могу прокомментировать по данной ситуации? Во-первых, я не понимаю концепции развития. Столько месяцев все это продолжается, все эти разговоры о концепции развития музея, это слова, слова, слова, «мы должны больше зарабатывать». Хорошо, мы должны больше зарабатывать, нам правительство ставит такую задачу. Но в таком случае давайте посмотрим на то, куда мы тратим деньги, какие многомиллионные покупки за последнее время проводились. Почему это никто не контролирует? Это раз. Во-вторых, если мы говорим о новом облике музея, о новом облике экспозиций, то давайте себе представим, что в интерьере Крестовой палаты 17 века в Суздале, это Архиерейские палаты, вдруг появляется европейский рояль. Это не просто диссонанс. Где развитие, объясните, пожалуйста? Если там появился рояль, значит, к руководству приходят люди, которые просто не понимают музейной специфики, музейных проблем. Это касается очень многих вещей.
Сейчас новые взгляды возникают, видимо, на проблемы детского Музейного центра, приема туристов и т.д. Это очень больно отражается на музейных сотрудниках, не говоря уже о том, что некоторые увольнения были просто с помощью шантажа проведены. То есть когда говорят о том, что человеческий капитал, музейные сотрудники и т.д., и на глазах я вижу, как просто от этих людей избавляются, потому что они имеют другую точку зрения на перспективы развития, вообще другое мировоззрение – вот это мне непонятно.
Я почему-то думаю, что если к руководству музея приходит московская команда, то это не значит, что она априори уже знает все, что нужно сделать, они уже имеет опыт и она уже знает проблему. Нет, абсолютно нет. Почему московские специалисты должны быть более продвинутые и умные, чем специалисты, которые создавали это и которые 60 лет приводили музей-заповедник к успеху? 1600 тысяч посетителей – это что, не цифра для музея была? Так что я под большое сомнение ставлю, к сожалению, все эти планы по развитию. Совершенно неприемлемые, с моей точки зрения, вендинговые аппараты в музейных залах, в музейных комплексах по продаже чипсов, напитков и т.д. Это не карнавал, это не магазин, не супермаркет. Это музей. Кафе да, кафе может быть. Кафе в стиле архитектурном, кафе в стиле историческом. Мы это должны приветствовать, подчеркивать. Но вот эти железные машины, которые теперь стоят в некоторых наших комплексах, – это, конечно, пугает.
В.И.: Вы говорите, уже 2 месяца не работаете в ВСМЗ. Но можете, наверное, судить по тому, какие были настроения на тот момент, когда вы там еще работали, именно в коллективе. Материал, который не так давно был опубликован на портале. Пишут, ссылаясь на слова заместителя генерального директора ВСМЗ по коммуникациям Сергея Захаркова: «Как всегда в случае перемен в любом коллективе, он делится на три части. Сотрудники, которые понимают, что нужны перемены, и активно участвуют в них. Это позитивно настроенная часть. Вторая часть – те, кто переживают, волнуются, не знают, к кому прислониться. Это, как раньше говорили (в хорошем смысле), болото, которое ждет ясности, чтобы определиться. И третья часть – люди, которые действуют по принципу «Баба-яга всегда против», считая, что любые изменения только навредят».
П.Ш.: Я должен сказал следующее. Во-первых, практически все сотрудники, пока я работал там, были сильно обеспокоены будущим музея, потому что они создавали его своими руками. И без четкой программы развития, без четкой программы изменений, изменений, не разрушающих музей, его даже прошлое… Ведь понимаете, в чем дело – если мы начнем Третьяковку каждые 10 лет менять, это что будет с одним из крупнейших музеев мира? Или Эрмитаж. Давайте будем так же радикально подходить к другим государственным музеям. Так же нельзя. У музея есть прошлое, он им должен гордиться. Да, развитие должно быть. Но это не значит, что надо ломать все через коленку. По моему мнению, к сожалению, все происходит именно так. По поводу людей скажу, что это такой пиар-ход, когда людей делят на какие-то сегменты и начинают вынуждать их либо подчиниться директорской воле, либо уходить. Это очень просто, такой уход по принуждению.
В.И.: Спасибо большое, что побеседовали с нами. Напоминаю, что с нами на связи был Павел Шебанков, бывший пресс-секретарь ВСМЗ.
Сегодня обсуждали ситуацию, которая сложилась вокруг ВСМЗ. Есть определенные скандальные истории, которые появляются в СМИ. Нет определенности, что будет дальше и что происходит на данный момент. Это была программа «Угол зрения». У микрофона была Валентина Ивакина. Я прощаюсь с вами, до свиданья!