Фельгенгауэр не права. Почему журналисты хлопали Путину

О пресс-конференции президента

14 декабря я впервые был на сеансе общения национального лидера с 1640 журналистами. Я заранее знал о мерах безопасности (несколько зон контроля, строже, чем в аэропорте), знал, что из-за людей с плакатами ничего не будет видно.

А еще я смотрел предыдущие пресс-конференции по телевизору − с просьбами прессы из регионов, уходами от двух-трех вопросов от либеральных СМИ, заранее известными темами и ответами (и не встречал человека, который бы проиграл в Путин-бинго) и из-за этого почти нулевой информативностью. Часть сказанного вчера Владимир Путин уже озвучивал раньше, часть его видения ситуации в стране была ясна из «посыла» федеральных телеканалов. После пресс-конференции СМИ, в основном, написали новости «по вопросам».

Наверное, если бы журналистов было не 1640, а 20 и если бы руководителю страны можно было бы задавать уточняющие вопросы после ответов, это было бы совсем другое мероприятие.

Ежегодная пресс-конференция нужна президенту. Она показывает его сильным, способным решать любые (особенно частные) вопросы лидером, не избегающим острых тем и разбирающимся в экономических показателях (на память до десятой доли процента). Еще она нужна президенту и с чисто информационной точки зрения, вчера он прямо сказал − некоторая доля ручного управления полезна.

Неожиданным же для меня стала реакция на пресс-конференцию нескольких журналистов. Задавшая вопрос про «две правовые реальности» журналистка «Эха Москвы» Татьяна Фельгенгауэр написала в своем телеграм-канале:

«Это не пресс-конференция из-за подавляющего большинства тех, кто аккредитовался. Потому что они пришли не выполнять свой журналистский долг, а лоббировать, просить, благодарить и заискивать. Я не понимаю, как можно гоготать над странными шутками и хлопать ответам президента. Не понимаю, как можно орать, чтобы на тебя обратили внимание, перебивая коллег, которым дали слово. Не понимаю, в конце концов, как можно закрикивать и зашикивать сам вопрос! Мне было бесконечно стыдно, когда многие в зале стали закрикивать Цимбалюка. Ну это же позорище!».

Наверное, обижаться на коллег за такое поведение − это примерно как обижаться на воду, залитую в форму для льда, что она застыла ровными кубиками, а не, скажем, в фигуре протеста против несправедливых законов физики. И дело не в отсутствии воли у журналистов.

Пресс-служба президента логичным образом работает так, чтобы формат общения с журналистами решал нужные президенту задачи и не допускал неприятных неожиданностей. Казус с плакатом «Путин бабай», который президент прочитал как «Путин, бай-бай» примечателен тем, что второй вариант на пресс-конференции был невозможен − содержание плакатов перед входом в зал внимательно изучали сотрудники охраны.

В подготовленную пресс-службой президента «форму» заливаются работники пера, личная эффективность вопросов которых кажется тем выше, чем ближе они к этому формату. Региональные журналисты обычно упоминают президента в публикациях в трех случаях: если он прилетает в регион, если он дает денег и если ему пишут петиции люди, отчаявшиеся решить проблему другими способами. Поэтому для независимых региональных СМИ самым оптимальным «вопросом» будет просьба решить вопрос, который иначе в субъекте не решается, а для работников местных ГТРК − донести мысль, что региональные власти работают, «но хотелось бы побольше финансирования» на какой-либо стратегический для страны проект.

Про аплодисменты. Можно, конечно, сказать, что по формату пресс-конференция − это шоу, еще одна «Прямая линия», участников которой селекционировали по профессиональному признаку, и поэтому аплодисменты тут сами собой напрашиваются. Можно сказать, что лояльность региональных журналистов объясняется образом Путина как человека, который дает деньги. Но в общем, аплодисменты − это форма общения, а Путин − это воплощение почти абсолютной власти. Власть же по определению предполагает, что к ней хочется прикоснуться, с ней хочется пообщаться.

Формат пресс-конференции таков, что, безусловно, первостепенный для России вопрос о существовании «двойного правосудия» от Татьяны Фельгенгауэр был ожидаемым, но ответа он не имел, так же, как, по всей видимости, не будет иметь последствий. Вопрос же по переработке рыбы оказался к месту. Есть даже небольшая надежда, что треска подешевеет. Хотя, конечно, не до цены курицы. И еще. Жалко, что вопрос про водоросли не задали.

Фото – @the_lentach / Twitter

Мнение автора может не совпадать с мнением редакции.