«Человек и побратим» Петер Штегер: «Несмотря на осложнения на высшем уровне, мы дружим, мы нормальные люди»

Героем нового видеоинтервью ПроВладимира стал Петер Штегер, ответственный за партнерские связи в магистрате Эрлангена. Он приехал в город-побратим для участия в полумарафоне «Золотые ворота» и нашел время зайти к нам в редакцию.

Петер назвал Владимир своей первой любовью и поделился ожиданиями от очередного масштабного проекта двух городов. Еще он рассказал, что будет с партнерством после его ухода на пенсию, объяснил, чем эрлангенский «Бергкирхвай» выгодно отличается от «Октоберфеста», а также подарил владимирцам новое русское слово, которое сам придумал после бани.

Дмитрий: Добрый день, дорогие зрители и читатели Владимира, сегодняшний наш гость — Петер Штегер, ответственный за партнерские связи в магистрате города Эрлангена, города-побратима Владимира. И сегодня мы, Дмитрий Резников и Ксения Груздева, побеседуем с нашим гостем о том, как происходят, собственно, в 2019 году партнерские связи между нашими городами. Здравствуйте, Петер.

Петер: Здравствуйте.

Д.: У меня такой, общий вопрос — а как часто вы бываете во Владимире?

П.: По разному. Вот в 90‑е годы бывал 5−6, иногда 7 раз в год. И когда мы строили Эрлангенский дом — тоже часто бывал. Сейчас реже, к сожалению. С одной стороны, я уже не так нужен, тут дела развиваются и без меня, поэтому я ими управляю из Эрлангена. С другой стороны, у меня сейчас появилось еще больше обязанностей у себя, у меня другие города-партнеры, за которые я отвечаю. И, конечно, время ограничено. Поэтому в последнее время я приезжаю раза 2−3 в год. На несколько дней всего лишь.

Д.: У вас появились новые города-побратимы, но я все-таки надеюсь, что Владимир в вашем сердце, и что мы — ваш любимый город-побратим?

П.: Я обо всех своих городах-партнерах говорю, что они мои любимые. Но так и надо работать. По-честному, Владимир — это моя первая любовь, скажем так. Потому что я уже в 87 году начал сотрудничать с Владимиром, тогда еще волонтером. И только благодаря Владимиру и этой работе я нашел эту должность.

Д.: У вас с Владимиром история больше 30 лет, получается. Раз вы здесь так часто бываете, у вас есть какие-то любимые места? Если у вас друзья приедут из Германии, вы им куда скажете сходить?

П.: Любимые места — тут можно, конечно, назвать все достопримечательности, все парки и так далее, но люди приезжают не ради этого сюда, не ради любимых мест.

Д.: Ради людей?

П.: Ради людей, конечно. Ради знакомств, ради сотрудничества, ради обмена опытом. А достопримечательности можно смотреть как турист. Это партнерство, это сотрудничество, это не туристические цели. Это, конечно, тоже важно для первого знакомства, но это не основное.

Д.: Вы работаете так много лет, меня на свете не было, а вы уже были связаны с Владимиром. Соответственно, вы со многими людьми здесь работали. Если взять всех наших градоначальников, которые за эти годы сменились, чиновников, с которыми вы взаимодействуете… Расскажите, с кем было легче, с кем было интереснее, в какой момент развивались активнее всего отношения?

П.: Ну этого я не скажу, потому что это было бы обидно кому-то.

Д: Нет, ну а вы не ругайте, а похвалите кого-нибудь.

П.: Должен сказать, что я начал сотрудничать уже во времена Михаила Звонарева [председателя Владимирского горисполкома с 1983 по 1987 год]. И начиная с него я со всеми плодотворно и очень дружно, ответственно и доверительно сотрудничал. Без этого партнерство не выстроить.

Ксения: Петер, ну при ком-то наверняка был особенно динамичный период…

П.: Очень динамично было, как у вас говорят, в лихие 90‑е. Это на самом деле был особый период. Новые начинания. Как раз при Игоре Шамове, когда мы осуществляли акции гуманитарной помощи, когда мы строили вместе Эрлангенский дом, когда множество разных контактов стало развиваться.

К.: Петер, нельзя не обратить внимание, что у вас прекрасный русский, вы очень хорошо излагаете… Когда вы начали его учить и где?

П.: Я по образованию славист, филолог. И начал заниматься по-серьезному в 83 году в университете Бамберга.

К.: А что вас именно русским заставило заниматься? Заинтересовала культура или, может быть, какой-нибудь деятель…

П.: Ну, деятель — это мой отец. Это его наследие. Он воевал в России и с детства меня воспитывал в духе уважения и любви к русскому народу и к мирному сотрудничеству с Россией. С Советским Союзом тогда еще. Он мне предоставил возможность лично познакомиться со страной, в 83 году. И по стопам отца, так сказать, и по собственному опыту, после первого путешествия сюда, я решил, что русский язык, русская литература и культура — это мое будущее. И, очевидно, я принял правильное решение.

К.: А любимые писатели русские есть?

П.: Конечно, множество. Цветаева, Блок, Пастернак, Бродский. Всех можно назвать. Это всегда зависит от настроения. Я перевожу Бродского иногда, лирику и прозу. Насколько позволяет время. То есть я постоянно связан с русской литературой.

К.: А есть, может быть, какие-то любимые поговорки на русском?

Д.: Да, или анекдоты?

П.: С анекдотами сложно, потому что я их сразу напрочь забываю. И в этом есть прелесть. Когда мне рассказывают старый анекдот, он для меня как новый.

К.: Есть какие-то слова и выражения, значение которых вам до сих пор не очень понятно? Или было непонятно когда-то?

П.: Конечно есть. Я даже сам вчера придумал такое слово, после бани у друга — наслаждуха! Я этого слова не знал.

Д.: Я тоже не знал.

П.: Видите, я вам подарю сейчас это новое русское слово. Русский язык, как и все, постоянно изобретает новые понятия. Это живой организм. И постоянно приходится выучивать иностранцу новые слова, которые в обыденной речи редко встречаются.

Д.: Давайте вернемся к истории вопроса, к тем далеким временам. Вот вы когда приехали во Владимир, в конце 80‑х, вам город каким показался? Как он изменился сейчас, чувствуете ли вы какую-то разницу?

П.: Впервые я здесь был в 85 году, еще до того, как узнал, что это будет моим городом. Тогда, еще будучи студентом, я сидел в Липках, в этом парке. И достаточно удручающее впечатление тогда было. Эта площадка для детей в упадочном состоянии, памятники культуры достаточно шатко выглядели в те времена, на мой взгляд. И общее было такое впечатление, что люди не особо весело жили.

Я тогда был туристом, все поверхностно. А в 89−90 годах были первые официальные визиты. Тогда уже, общаясь с людьми, были совсем другие впечатления. Конечно, было сложное время, но открытость людей, готовность к сотрудничеству меня очень удивила и ободрила. От этого до сих пор получаю такой импульс, такой толчок для работы. Именно от общения.

А в вашем смысле веселее, краше и светлее стало тогда уже… Я помню, когда мы с Игорем Васильевичем [Шамовым] устраивали первый совместный праздник, 10-летие нашего партнерства, в 93‑м году. Во время приготовления к этому празднику он всегда говорил: «Нам надо сделать улыбчивый праздник». Я тогда еще не знал это слово, но мне это понравилось. Тогда на самом деле мы над этим работали, это было сознательно. Игорь Васильевич тоже знал, что тут достаточно сложная обстановка, и хотел этим праздником, который позже перешел в праздник города, создать такие условия для улыбок. Можно сказать, что где-то с середины 90‑х было ощутимо, что людям становится лучше.

Д.: Слушая, что вы говорите, у меня создается ощущение, что в 90‑е, при том же Шамове, делалось больше всего. Создавали Эрлангенский дом, котельную строили, восстанавливали костел. Было легко измерить какой-то объем партнерских отношений. А что сейчас, вообще, происходит с партнерскими отношениями? В чем они заключаются?

П.: В том, что каждый имеет возможность принимать участие. Это во-первых. И выдвигать свои инициативы, высказывать свои пожелания, предложения. Сегодня у нас очень широкий обмен, у нас где-то 100 разных встреч на разных уровнях в год. Обмены, начиная со школ до университетов, от спорта до культуры. И все больше и больше контактов в плане так называемой народной дипломатии. Это, может быть, уже не так афишируется, не так в заголовках, но это очень гармонично развивается во всех областях.

Д.: То есть это уже, получается, бытовой уровень, неофициальный.

П.: Именно бытовой, это как раз то слово. Конечно, бывают нужны и официальные контакты, потому что они создают рамки этого партнерства. И это крайне необходимо. Когда этих рамок нет, тогда это все рано или поздно рухнет. Это я знаю на опыте нашего города-партнера в Англии [Сток-он-Трент], там долгие годы администрация не занималась этим, и на тебе — сейчас практически все контакты закончены. Я недавно там был, и мы заново восстанавливаем это.

У нас появился еще и новый формат, [дискуссионный клуб] «Призма», где мы уже четвертый год в более узком кругу обсуждаем актуальные вопросы не только партнерства, но и наших обществ. Начиная с вопросов беженцев и вплоть до экологии. И из этого клуба, из этого форума произрастают совсем новые контакты, между специалистами, между общественниками. Совсем неожиданные, которые подпитывают наше партнерство, развивают все это.

К.: Петер, как я понимаю, раньше уровень партнерства измерялся в активной деятельности, когда была фаза строительства, восстановления, гуманитарной помощи. Сейчас мы, скорее, говорим об обмене, о дискуссионных клубах. То есть отношения, можно сказать, несколько устаканились. У меня к вам вопрос — так и должно быть? Или все-таки нужна какая-то перезагрузка, встряска этим отношениям?

Д.: Получается — довольны ли вы, как все сейчас происходит?

П.: Я никогда не доволен, я всегда хочу больше. Это в спорте, это в литературе, в жизни, на работе. Безусловно, можно еще больше сделать в этом партнерстве. Но это не значит, что я жалуюсь. То, что было достигнуто, этот уровень чуть ли не уникален. Немецкое посольство считает, что мы если не лучшая, то одна из лучших пар между Россией и Германией.

Д.: Петер, вот вы 30 лет этим занимаетесь, вы — символ партнерских отношений между Владимиром и Эрлангеном, как бы это пафосно не звучало. Но рано или поздно кто-то должен будет вас сменить. Есть такие люди, вообще, которые поднимут это знамя и продолжит наши партнерские отношения?

П.: Во-первых, здесь, во Владимире, есть Эрлангенский дом. Это уже опора, это уже основа, фундамент нашего сотрудничества. Потом — я на самом деле уйду на пенсию через четыре года. Пока сам себе не могу это представить, но таковы у нас законы. Но у нас в городской администрации и в политике однозначно считают, что это партнерство крайне важно. И я уверен, что там найдут человека, который не совсем как я, но по-другому, по-своему будет это все продолжать. И, повторюсь, что много чего зависит от гражданских инициатив, от того, чего люди на самом деле хотят. Мне будет, конечно, тяжело и жалко расстаться…

Д.: Вы же будете к нам, наверное, как турист приезжать еще долгие годы?

П.: Думаю, что да. А в целом — раз у нас политика и администрация очень за это партнерство, созданы все условия для хорошей инфраструктуры, есть финансирование, есть эта должность, то я не переживаю. Будет продолжение, будет и после Петера Штегера это партнерство.

Г.: Хотела еще одну тему упомянуть. Ни для кого не секрет, что в последние годы между Россией и Европой достаточно сложные отношения. Это как-то повлияло на партнерские связи между Владимиром и Эрлангеном?

П.: Я этого очень боялся, но чудом… Хотя это не чудо, это чудо нашего сотрудничества. Такого [охлаждения отношений] не было между нами. И вообще, во всем партнерстве, во всех этих встречах люди убеждаются, что несмотря на осложнения на высшем уровне, мы дружим, мы нормальные люди. Те гости, которые к нам приезжают, постоянно спрашивают: «Где у вас эти страшные и кровавые беженцы, мы их не видим». А их на самом деле нет в таком виде, как их показывают в СМИ. И наши тоже удивляются, потому что тут везде интернет доступен, чего у нас в Эрлангене нет. Много разного и неожиданного бывает для тех, кто приезжает и обменивается. Словом, общие политические проблемы не влияют на нас. Наоборот, у меня есть такое ощущение, что из-за этого у простых жителей интерес друг к другу вырос.

Нам в Германии прежде всего интересно узнать то, что мы не знаем из СМИ, из книг. Несмотря на интернет, несмотря на открытость медиапространства, мы все еще очень мало знаем друг о друге. Людям просто любопытно увидеть и узнать, как здесь живут, как и каким образом занимаются теми или другими вопросами.

Д.: Чтобы наша аудитория узнала немножко об Эрлангене, давайте расскажем — как попасть туда, какой маршрут? Мы из Владимира добираемся до аэропорта в Москве, и — прилетаем куда? Какой лучше вариант?

П.: У нас рядом Нюрнбергский аэропорт, практически в 15 километрах от Эрлангена. К сожалению, оттуда с пересадкой. Есть уже опытные деятели партнерства, которые самостоятельно из Франкфурта или из Мюнхена с аэропорта доезжают до нас на общественном транспорте. Но основная масса прилетает в Нюрнберг. Там я их встречаю, и тогда начинается программа.

Д.: И уже по автобану, соответственно…

П.: Это не автобан, но это хорошая магистраль.

Д.: На фоне того, что у нас, у вас везде там автобаны. Я был в Германии и знаю немецкие дороги чуть-чуть. А что у вас интересного? Мы нашли информацию, что у вас в Эрлангене есть свой пивной фестиваль. Для большинства россиян фестиваль пива — это «Октоберфест», в первую очередь. Но я так понимаю, есть еще десятки локальных. Как правильно ваш фестиваль называется? У меня вот написано слово, которое я никогда не слышал — «Бергкирхвай». Что это, расскажите.

П.: «Кирхвай» — это освящение церкви. Это такой народный праздник, религиозный первоначально. У каждого костела, храма есть свой святой покровитель, и день его упоминания в церковном календаре отмечается. Раньше была такая народная традиция, вокруг храма праздновали. Потом, уже 300 лет тому назад, это стало более светским мероприятием. Собирались торговцы и вообще все бюргеры, встречались фольклорные ансамбли, наряды показывали…

Д.: В общем, такой ярмарочный праздник?

П.: Ярмарочный праздник, как у вас сейчас, в кавычках, День города. Большая разница между Мюнхеном [где проходит «Октоберфест»] и Эрлангеном заключается в том, что, конечно, «Октоберфест» во всем мире знают. Но есть и недостаток в том, что он массовый — это уже не местный праздник. Это зрелище, но местным это чересчур. Это машина для печатания купюр, банкнот. Наш эрлангенский праздник более камерный. Хотя там тоже полмиллиона посетителей.

Д.: Полмиллиона? Это сколько дней он длится?

П.: Двенадцать дней, всегда на Троицу. И разделяется праздник на две части. Одна часть — пивной праздник, эти палатки, лавки, ансамбли выступают… А на другой части горы — хотя это не гора, это холм, я преувеличиваю немножко — там аттракционы для детей, для семьи. Там поспокойнее. И прелесть этого праздника в том, что это не в таких палатках крупных, как в Мюнхене, а в тени вековых лип и дубов. То есть это на свежем воздухе все, там не платишь за вход, как в Мюнхене, не надо заранее бронировать место. Более комфортно, я бы сказал.

Д.: Я так понимаю, вы все-таки рекомендуете поехать?

П.: Рекомендую, да.

Д.: Но главное, чтобы не очень много народу приехало…

П.: Ну, сложно с размещением, конечно, в это время.

К.: Как одеваться-то, как с климатом? Теплее в Эрлангене, чем во Владимире, или холоднее?

П.: Сами знаете, сейчас сложнее стало с погодой и с прогнозом. У вас было лето холодным, у нас август крайне жаркий, июнь вообще за 40 градусов был. Это уже непредсказуемо. Лучше брать все с собой, что нужно. И это зависит от того, сколько дней будете. А в целом, особенно зимой, у нас теплее, чем у вас. Хотя снег тоже бывает. И мороз. Но не так, как у вас.

К.: Есть еще вопрос культурологический, про разницу между жителями Владимира и Эрлангена. Понятное дело, что менталитет у русских и немцев разный, есть свои определенные особенности, которые сложились. А вот конкретно между нашими городами — в чем похожи жители, в чем различаются?

П.: Такие обобщения — всегда очень сложно. Мы — франконцы, и говорят, что франконцы очень необщительные…

Д.: Про владимирцев тоже говорят, что они замкнутые!

П.: А на самом же деле это чепуха. Это совсем не так. Говорят, что мы, франконцы, не особо любим говорить, мы малоразговорчивые. Но не могу этого подтвердить.

Эрланген, пожалуй, отличается от Владимира и от других городов тем, что у нас очень много жителей меняются ежегодно — 10 тысяч [население Эрлангена — 110 тысяч человек]. То есть приезжают-уезжают. В связи с университетом, в связи с Siemens [в городе расположены подразделения концерна], в связи с научными институтами. Постоянный поток. Есть, конечно, коренные эрлангенцы, франконцы. Но иногда мне кажется, что влияние извне сильнее, чем коренные традиции. Именно из-за этого постоянного обмена. Потом, университет [Эрлангена-Нюрнберга] играет важнейшую роль, у нас 40 тысяч студентов на всех факультетах, в основном там медицина. Наконец, город очень международный, у нас где-то 140 разных наций представлено, такого нет у вас во Владимире.

Д.: Да, у нас 95% русские.

П.: У нас одна треть если не в чистом виде иностранцы, то у них корни иностранные.

К: А чем же похожи жители Владимира и Эрлангена?

П.: Тем, что они с удовольствием принимают гостей. Это звучит очень банально, но это на самом деле так. Я вижу постоянно, что наши эрлангенцы очень гостеприимны, так же, как и ваши владимирцы. Поэтому мы очень хорошо друг друга понимаем.

К.: Все хочу спросить, хотя надо было, наверное, раньше поинтересоваться, — как же будет по-немецки «город-побратим»?

П.: Таких слов, как «Bruderstadt» [город-брат] или «Schwesterstadt» [город-сестра] — нет. У нас принято говорить «Partnerstadt» [город-партнер].

Д.: Петер, давайте уже заканчивать аккуратненько, и у меня вопрос про политику. Я понимаю, что вы очень дипломатично отвечаете о том, что касается партнерства и так далее, это часть вашей работы. Но смотрите, год назад у нас произошло важное событие. У нас был такой яркий губернатор, Светлана Орлова, она выборы проиграла, вместо нее пришел Владимир Сипягин. Вы следили за выборами губернатора? Вас итоги удивили? Какие у вас были эмоции, когда это произошло?

П.: Удивили, конечно. Это было неожиданно для всех, что Владимир Сипягин победил. Он нас с бургомистром, кстати, в ноябре прошлого года принял, мы с ним общались насчет обмена. У нас, конечно, города дружат, но мы всегда заинтересованы в контактах с областью.

Д.: Как раз про это хотел спросить в продолжение темы. Вы сами говорили в каком-то интервью, что при Орловой вы предлагали расширение этих отношений на региональном уровне. И я так понял, не случилось этого.

П.: Не случилось этого, но это не обязательно. Если сейчас это будет развиваться, если будут инициативы — тогда только за, конечно.

Д.: Как понимаю, вы Сипягину это на той встрече предлагали. Какие-то подвижки есть? Мы можем ждать, что расширение сотрудничества все-таки произойдет?

П.: Пока не могу сказать каким образом, но мы готовы к этому.

К.: А с нашей стороны?

Д.: Нет, мы-то готовы, а вот наши власти?

К.: Они выразили готовность?

П.: Заинтересованность – да-да, конечно.

К.: И в связи с этим у меня вопрос о том, какие проекты до конца 2019 года будут реализованы в партнерстве?

П.: Есть один очень важный проект, я надеюсь, мы в следующем году его закончим наконец. Это центр паломничества при католической общине. Сейчас уже пятый год подряд строим его. Очень сложно с финансированием, потому что оно из разных источников католической епархии Германии. Но если это свершится в следующем году, тогда это будет очередной крупный проект сотрудничества после Эрлангенского дома, котельной, [реабилитационного центра] «Голубое небо». Это покажет, что наше партнерство — созидательное.

Д.: Чтобы прояснить, это как религиозный туризм, получается? Это немцы, которые приезжают с какими-то религиозными целями?

П.: Не только немцы. Этот проект ориентируется даже на внутренний паломнический туризм. Но, конечно, будут принимать паломников и из других стран. Этот центр сейчас уже включен в общую стратегию развития туризма Владимирской области. Я уверен, что когда он откроется, это будет нечто на уровне Эрлангенского дома. Это настоящий такой новый праздник нашего сотрудничества.

Д: На этом мы закончим. Петер, спасибо, что были с нами, спасибо, что приехали, спасибо за откровенный разговор.

П.: Вам спасибо.

Д.: Дорогие зрители, спасибо, что были с нами.

К.: До свидания.