Сергей Сотов: «Сейчас заборов достойных нет, чтобы повесить картины»

Десять, двадцать или тридцать лет назад Сергея Сотова знали разве что владимирцы и некоторые туристы. В основном — как художника-дворника, который устраивает уличные выставки, обличая в своих рисунках человеческие пороки и протестуя против бездумного технического прогресса. А в 2014‑м, после пропажи с одного из заборов картины «Плохой хороший человек», его имя замелькало в федеральных новостях, причем вместе с фамилией Навального.

Потом страсти поутихли, но «криминальная» история вдруг позволила посмотреть на Сотова не как на городского чудака, а как на художника, творящего в формате социальной графики. Его картины выставлялись в Перми, Санкт-Петербурге и Москве, а во Владимире на выставке современного искусства OUT. Наружу для его работ был специально сколочен стенд-забор.

На днях журналист ПроВладимира заехала к художнику в гости — поговорить про его творчество и жизненные ориентиры, а также посмотреть на свежие рисунки.

---

Сергей Николаевич ждет меня, высматривая с балкона. Увидев, приветственно машет рукой, и пока иду к дому, успевает спуститься вниз, чтобы встретить у подъезда. В коридоре переобуваюсь и разглядываю простенький кнопочный телефон, лежащий на тумбочке. «Лучше звоните, СМС-ки не умею читать», — поясняет Сотов.

В большой комнате, обставленной мебелью советских времен, светло и чисто. Стол у окна — рабочее место: лист бумаги, карандаши, линейка и краски. Новые рисунки стоят у стенки и лежат прямо на полу — импровизированная галерея для гостей. Сергей Николаевич говорит, что рисовать стал медленнее, потому что картины цветные и более сложные. Так что количество, можно сказать, переходит в качество.

— Я когда на заборах развешивал картины, то с черно-белых начинал. Я там изображал только недостатки. Почему черно-белые? Тушью рисовал, она хуже смывается после дождей, после снегов. А если такие цветные работы повесить, то после первого же дождя смоется все.

Меня несколько раз спрашивали — а чего рисунки только черно-белые, у вас цветных нет? А я давно еще, в 80‑е годы, рисовал картины такого плана, одну часть черно-белой, а другую — в цвете. Но это у меня подзабылось.

— Вы негатив черно-белым рисовали, а позитив— в цвете?

— Да-да. И вот я вспомнил 80‑е годы, посмотрел старые фотографии… Подумал — может, снова попробовать? Сейчас рисую акварелью и гуашью, самыми дешевыми красками. Но я уже профессиональнее стал рисовать и медленнее. Я раньше очень быстро рисовал, не обращал внимания на пропорции. А здесь начал вспоминать ученические годы.

Да, у Сергея Сотова есть художественное образование. Он учился в бывшем 15‑м училище во Владимире и в Ивановском худучилище. Так получил специальность — «альфрейщик-оформитель». На мой вопросительный взгляд — не знала такого слова — отвечает с улыбкой:

— Я сам это слово на третьем курсе узнал только. Мы думали, что художниками будем, а нам сказали — нет. Альфрейщик — это с малярными работами связано, но с точки зрения художественного оформления. Рисунок, живопись нам преподавали, на этюды мы тоже ходили…

— То есть вас учили не просто стену покрасить, а красиво ее оформить, да?

— Да. Это наглядной агитацией раньше называлось. Стены оформляли, политические плакаты рисовали. Вот, например, в Доме Офицеров я работал художником — военная тематика была, цитаты Брежнева, фотографии… Тексты писались плакатными перьями, они такие плоские, разной ширины. А как Перестройка началась, нас всех поувольняли. После Дома Офицеров я перешел в кинотеатр «Мир», рекламу там писал. Но тоже всех сократили.

Когда компьютеры появились, мы вообще стали не нужны. И все мои товарищи, все мои подруги по другим специальностям разбежались. Вот я, например, с 88 года, как нас всех сократили, дворничаю. Сначала работал в центре, все центральные улицы убирал. Мастерская у меня была в нашем клубе художников «Колорит», на 1‑й Никольской…

— И сейчас работаете дворником?

— Да, на трех участках: на Юбилейной – где живу, а еще на Комиссарова и на Соколова-Соколенка. Если есть силы и желание, то можно сколько угодно участков взять. Но это тяжело. Летом, когда нет ни снега, ни грязи, полчаса на участок уходит. А зимой — больше. Нужно снег убрать, песком и солью посыпать. Работаю всегда с утра. Но на той неделе вот снег пошел, я в два часа дня еще раз вышел убираться. Потом ушел, а за ночь снова снега навалило. В общем, работа неблагодарная.

— Понятно, что все от погодных условий зависит, но зато вы сразу видите результат. Говорят, это важно.

— Да! И потом, это физическое здоровье. Например, бывшие товарищи мои, одногодки, все говорят: «Сергей, как ты молодо выглядишь». Вот сколько мне лет на вид?

— Я даже не знаю…

— В следующем году 90 лет уже будет.

— Сколько?!

— Да нет конечно! 67 лет. Я юморист еще тот. Вообще мне на 10 лет все скашивают возраст. А сын у меня разбирается в компьютерах и телефонах, нашел программу, там фотографируют — и робот твой возраст определяет. 55 лет мне, пожалуйста! И я поверил, вот.

Звонит домашний телефон, и Сергей Николаевич уходит в коридор, чтобы ответить. Говорит собеседнику, что к нему приехал корреспондент из Москвы с канала «Культура». Мне становится немного не по себе — я же объясняла, кто и откуда… Но когда Сотов возвращается, то заявляет, что снова пошутил. Иначе скучно же, правда?

— На заборах вы картины уже не вывешиваете?

— Нет. Потому что их дождем смывает, и прохожие хулиганить стали — то сорвут, то чего-нибудь подпишут. Я вывешивал картины на заборе в Богословском переулке [ведет к Вокзальному спуску] с 2010 по 2014‑й — четыре года. А потом прославился.

— Из-за истории с картиной «Плохой хороший человек»?

— Да, суд даже был!

— Как вы, вообще, к этой истории отнеслись?

— Я был в шоке! С другой стороны, обрадовался, что мою картину якобы украли и подарили Навальному. Вроде такая честь. Значит, понравилась! У меня много работ пропадало, но их не найдешь. А тут — политика, Навальный, Албуров… Я почему решил в Богословском переулке картины вешать — на официальные выставки народу мало ходит, да и платно это. А тут любой человек проходит мимо, на электричку идет или обратно — и смотрит.

— Картину «Плохой хороший человек» вам вернули в итоге?

— Нет, она так и осталась в следственном комитете, как вещдок. Обещали вернуть, но не вернули, якобы потому что не нашли того, кто ее украл. Он [Никита Кулаченков, второй обвиняемый по делу] убежал за границу, как мне объяснили. Мне говорили, что я смогу продать эту картину за два миллиона, я так обрадовался! Но так и не вернули пока. И я подзабыл об этом.

— Но почему вы перестали вешать картины в Богословском переулке? После этой шумихи?

— Да забор сломали. После моей выставки раз — и упал забор.

— Такой был мощный заряд от ваших картин, что даже забор упал?

— Может быть! А сейчас заборов достойных нет, чтобы повесить картины. Там [в Богословском переулке] был любимый забор, очень хороший. Я и привык там, и прохожие привыкли.

В помещениях выставки у меня тоже проходят. Вот в прошлом году была официальная выставка на Большой Московской, 59 [в муниципальном выставочном центре], а в 2017 году в Доме народного творчества. Еще у меня были персональные выставки в Санкт-Петербурге и в Москве. И в Перми, в Музее советского наива. 230 работ в общей сложности забрали для выставок в галереях и частных музеях.

Заметно, что Сергею Сотову нравится внимание, в том числе когда его узнают на улицах. Говорит, однажды ездил в Камешково, на малую родину, и какие-то люди спросили, не он ли автор картин, которые на заборах висят. Приятно же! А вот монетизировать народный интерес непросто, хотя иногда получается.

— А есть желающие купить ваши картины?

— Вот в последний раз было — из Музея ложки позвонили, спросили, есть ли какая-нибудь работа с ложкой. А у меня как раз была такая, на листе, разделенном пополам: на верхней части мама на кухне кормит ребенка из ложки, а на нижней части она этой же ложкой прогоняет муху, которая влетела в окно. Эту картину у меня и купили. Еще ложку попросили на память! Как-нибудь будете в этом музее — посмотрите.

Еще, помню, в 92‑м купили 20 моих работ за тысячу рублей для владимирского музея-заповедника. Но это были работы реалистического плана, пейзажи, нарисованные черной тушью.

Я же еще пейзажист! Когда в Иванове учился, меня всегда хвалили преподаватели — за пейзажи, натюрморты. С 92 по 98 год я прямо в центре Владимира, у Торговых рядов, садился с этюдником и красками, рисовал небольшие картины по памяти — лес, речку, осень, весну. И торговал ими. Фактически по дешевке отдавал, потому что те за деньги, которые я хотел получить, не покупали. Но самое главное — жене и родным нравилось, что хоть за эти деньги брали.

Так я шесть лет торговал своими пейзажами в центре города, параллельно работал дворником и в мастерской рисовал социальную графику. Я молодой тогда был, справлялся. А потом мне кто-то сказал про пейзажи: «Сергей, это ширпотреб, ты душу испортишь». Я понял, что порчусь как художник, и прекратил продажу.

Во время нашего разговора Сергей Сотов несколько раз возвращается к теме выставок, подчеркивая, как важно ему делиться своим творчеством и получать обратную связь. Еще в перестроечные времена художник выставлял свои пейзажи в фойе различных культурных учреждений. Говорит, что организовать это было несложно, просто приходил к руководству и договаривался.

— Как сейчас помню, 1984 год, пришел в кинотеатр «Художественный» к директору, говорю — давайте выставку в фойе сделаем. Мне разрешали. Стенды поставят, я картины развешу, все удобно. Так и висели круглосуточно несколько месяцев. В фойе в Доме офицеров выставлял работы, когда там работал художником. Потом — в пединституте выставка была. Приезжаю к главному, декан называется, что ли: «Можно я у вас выставку сделаю?». Посмотрели работы — пожалуйста.

Я вот до сих пор вспоминаю, какие времена были. Посмотрят работы — и разрешают. И что интересно, мне никто не помогал развешивать. Я только спросил «где?», мне показали свободные стены. И я молотком вбиваю гвоздок, чтобы вешать работы. Никто не ругал, не осуждал, представляешь? Книгу отзывов оставлял в фойе, я это очень любил. Там и критика, и хвалебные. Они у меня до сих пор хранятся, я эти записи иногда читаю.

— За что вас обычно критиковали?

— В основном критиковали другие художники. Говорили: «Сотов, какой ты глупостью занимаешься, перестань тратить на это деньги, лучше жене купи шубу». Еще про меня писали, что я болен шизофренией…

— У вас есть какой-то диагноз?

— Нет у меня никакого диагноза. Но я всем говорю, что мы, художники, немножечко чудаковатые.

И еще вот что хочу сказать — всегда почему-то делают акцент на том, что я дворник. Мне давным-давно еще один фотожурналист объяснил: «Это хорошо, пусть все знают, как художники в дворники идут, потому что деньги нужны». Но сейчас я считаю себя уже довольно известным художником, так что про дворника можно и не упоминать. Хотя если кому-то хочется…

— А критика вас обижает, вообще?

— Смотря какая критика. Если я чувствую, что она искренняя, не злобная, то нормально. Люди разные, всегда кому-то что-то не нравится. Я даже когда пейзажи реалистические рисовал, просто приятные глазу, визуально понятные, и то художники критиковали: «Это у тебя ученические работы». Кто-то говорил, что я больше график, а не живописец.

А некоторые говорили, что мне нужно в Союз художников. Но я отвечал: «Да меня туда не возьмут, у меня тематика не та». Помню, дворником в центре работал, в Комсомольском сквере, а Ким Бритов там мимо в мастерскую ходил. Говорит: «Сотов, ты знаешь, я тебя уважаю». И руку мне тянет. Вот как! Валерия Кокурина часто встречал, он тоже хвалил мои работы.

Но я, как модно говорить, «неформат» для Союза художников. Не вписываюсь. Там профессионалы, они заканчивали художественные институты. Хотя образование не так уж важно. Я ребят знаю, которые строгановку заканчивали, а сейчас и не рисуют. У кого как сложилось. 

— Зато вы прекрасно вписались в выставку OUT. Наружу, которую организовывала Анастасия Вавилова. И еще она планирует открыть во Владимире Центр современного искусства…

— Она мне говорила! Я Настю знаю с прошлого года и я просто в шоке. Я ее прозвал «импресарио». Откуда она взялась у нас? Я такого человека очень ждал.

И еще знаете, мне вот что кажется… У меня мама скончалась в 2014 году в феврале, а летом я прославился из-за моих выставок на заборе. Мне показалось — она с того света помогает мне. Один верующий человек сказал, что такое может быть, и я поверил. Потом я мечтал, чтобы нашелся такой человек, который бы занялся моим творчеством, и на тебе, Настя пришла!

В творчестве Сергея Николаевича четко прослеживается несколько мотивов — неприязнь к собакам, автомобилям, к тем, кто мусорит и матерится… По его словам, эту нетерпимость он перенял от своего отца, который любил покритиковать пороки. Еще Сотов с удовольствием рассказывает, что его работы как-то сравнили с «Окнами РОСТА» Маяковского, потому что и там и тут — сатира и агитация.

— Как вы находите сюжеты для своих картин?

— Просто мысль приходит. Вот свежий пример: иду по улице, смотрю — молодежь сейчас стала одеваться одинаково. У всех такие же шарфики, как у вас. Мне это не нравится, потому что у каждого должно быть свое лицо. А это ходят просто клонированные люди, биороботы, как я их называю. И все идут, уткнувшись в телефоны. Думают только о шмотках, о развлечении, об отдыхе, о машинах.

Сейчас вообще перемешалось у людей понимание что хорошо, а что плохо. Особенно у молодежи. Не то поколение растет. Я пытаюсь поговорить с ними — они меня не понимают. Они вообще равнодушные, только в компьютерах сидят, в основном.

Вот я вспоминаю свою молодость, мы жили на проезде Лакина. Летом в футбол гоняли, а зимой — в хоккей. И никаких площадок-то не было, мы прямо на тротуаре играли, дружно очень. Ставили «ворота» — два кирпича. Если в хоккей, то на валенках, ни у кого коньков не было. Клюшка, шайба — гоняем. Одна машина на весь двор была!

— Проблема парковки, как понимаю, тоже находит отражение в вашем творчестве.

— Это ужасно. Мое мнение — если так будет продолжаться, то автомобилям будет некуда парковаться. Машины оккупируют всю землю. Чем больше автомобилей, тем больше загрязненность воздуха, человеку уже дышать нечем, вся природа гибнет.

— Еще вам не нравятся собаки…

— Собаки не нравятся, потому что они сейчас ценнее и дороже человека. Если я обругаю собаку или пну, то меня могут и побить.

— Но зачем пинать собаку, ее же жалко.

— Я имею в виду, что были такие случаи, когда меня кусали. И еще такая мода пошла — по три собаки выпускают на улицу, они лают и не пропускают никого! Неприятно. У меня есть знакомые, которые бегают трусцой, они рассказывают: «Я бегу, а собака лает или даже несется на меня». Вот поэтому и отношение у меня такое к ним. Но я не ругаю собак, я ругаю хозяев. Собаки тут ни при чем, их все-таки человек воспитывает. Собаки тоже бывают хорошие. Хотя я все равно больше за человека. Лучше бы больше детей рожали.

— А роботы — это новое направление в вашем творчестве?

— Да, это новая мысль мне пришла. Я уже переживаю за людей, потому что они в роботов превращаются. Потому что — мода.

Я фотографирую новые рисунки художника Сотова, потом навожу камеру на него самого: «Улыбайтесь». Но Сергей Николаевич смущается и просит делать снимки внезапно — дескать, так лучше получается. И продолжает рассуждать о том, что надо бы приостановить технический прогресс — человечеству все эти новшества идут во вред.

— Я бы оставил только телефоны, и то — домашние. И телевизоры, но чтобы только три канала, которые показывали очень умные и познавательные программы. Сейчас 20 каналов — я не знаю что смотреть, одна реклама. У меня даже палец устал нажимать на пульт. Мне советуют купить компьютер, но я считаю, что мне не надо, это лишняя обуза. Человек сам должен развиваться, со школьной скамьи — у нас, например, компьютеров не было. Вот заканчивал я в 77‑м году училище, Советский Союз еще был, так что ни выпуск, то известные художники выходили. А сейчас каждый год выпускают из институтов — никого не слышно, никого не видно. Никто творчески не работает, все в компьютерах…

А в магазинах не нужно сто разновидностей колбас, они все равно портятся и их выбрасывают. Нужны три сорта хорошей колбасы, три сорта хлеба, молоко хорошее. Как при Советском Союзе. Союз, вообще, великой страной был, нас хорошо очень воспитывали. Мы по молодости не понимали это, естественно. А сейчас я живу воспоминаниями о Советском Союзе.

— Сейчас у вас дома только несколько новых работ…

— Да, в основном картины хранятся в саду. Дома жена не разрешает хранить, говорит, что у нее аллергия на запах. Пока есть место — кладу здесь, при случае смотрю, ошибки исправляю. А потом в сад отношу и летом уже на картон приклеиваю.

Вот эти шесть работ я нарисовал с середины декабря. Рисую я только по настроению. И добавлю — у меня же семья, быт. Если нужно помочь, то прекращаю рисовать и первым делом делаю то, что просят. А это — хобби, которым занимаюсь в свободное время. Но жить без этого хобби я уже не могу…

Когда приходит время прощаться, Сергей Николаевич проявляет учтивость и помогает надеть куртку. На мои сожаления о мокрых следах под ботинками снова шутит — не будет вытирать, оставит на память. Пока повязываю шарф («да-да, как у всех»), рассуждаем о погоде — художник говорит, что не припомнит такой странной зимы. Потом провожает до улицы и показывает на дорожку, ведущую вдоль дома и мимо теснящихся на парковке автомобилей — она заботливо посыпана песком.