Насилие, лекарства и колонии. Омбудсмен Романова рассказала о жалобах владимирцев
Жители 33-го региона обратились в аппарат 4400 раз
В России принято недооценивать важность соблюдения прав человека. Граждане зачастую готовы пожертвовать некоторыми из них ради условных «социальных благ» и «стабильности», чем пользуются недобросовестные представители органов власти.
Институт уполномоченных по правам человека был создан для того, чтобы смягчить этот перекос и стать буфером между обеими сторонами, помогая им услышать друг друга. Во Владимирской области аппарат работает вот уже почти шесть лет, однако многие жители региона до сих пор не знают, с какими вопросами туда можно обратиться.
ПроВладимир побеседовал с омбудсменом по правам человека Людмилой Романовой о жалобах жителей 33-го региона, ситуации в колониях, работе со Светланой Орловой и Владимиром Сипягиным, и о многом другом.
— Аппарат уполномоченного по правам человека существует в нашем регионе почти шесть лет, но многие до сих пор не знают, чем он занимается. С какими вопросами к вам можно обратиться?
— К нам можно обратиться по любому вопросу, по любому нарушению права, которое обозначено во 2‑й главе Конституции. В первую очередь речь идет об отношениях между человеком и государством. То есть, когда права человека нарушены любым органом власти — федерального, регионального или местного уровня.
Когда мы говорим о споре между двумя людьми, когда сосед передвинул забор, а вас это не устраивает, то это — не мой вопрос, это гражданский спор. Мы, конечно же, разъясняем заявителям их права и возможности их реализации, но это не вопрос уполномоченного.
Приведу пример — он настолько понятный, что вопросы сразу исчезают. Допустим, человека избили на улице. Нарушение прав человека? Да. Куда нужно идти, к уполномоченному? Нет. Нужно идти в полицию. Полиция должна принять заявление, провести проверку, принять какое-то решение. А если в полиции не приняли заявление и проверку не провели, тогда нужно идти к уполномоченному. И это будет жалоба на бездействие органов полиции.
Есть еще один очень важный момент: я могу помочь человеку, если его права действительно нарушены, в досудебном порядке. Если человек до этого обратился в суд и у него есть действующее судебное решение, тогда, к сожалению, я ничем не могу помочь. Решение суда для меня тоже закон. Я могу только объяснить, каким образом обжаловать данное судебное решение в рамках нашей судебной системы.
— Как вам направить жалобу?
— Обратиться к нам можно любым удобным способом. Можно просто позвонить и спросить. Юристы сразу же сориентируют — нужно к нам писать заявление и предоставлять документы или достаточно устной консультации, которая поможет человеку понять, как дальше отстаивать свои права.
Можно написать письменное обращение, направить его по электронной почте либо воспользоваться Почтой России. Есть форма обращения на сайте. В любом случае, когда мы получаем это обращение, мы всегда смотрим — есть ли нарушение прав человека. Потом выясняем — было ли это право у человека вообще, например, если речь о праве собственности, то откуда оно пошло, есть ли документы. Затем смотрим, как это право реализовывалось и почему тот орган власти решил прекратить это право. Выявляем причины и следствие прежде чем вынести вердикт. Если нарушение было, то решаем, каким образом право можно восстановить.
— Сколько жалоб вам поступило в 2019 году и по каким темам? Что волнует владимирцев сейчас?
— В 2018 году ко мне поступило более четырех тысяч жалоб, в этом году по состоянию на 1 декабря мы видим где-то на 10% жалоб больше за аналогичный период.
Вопросов много по нарушению социальных прав, экономических прав, гарантий прав человека, то есть нарушение прав человека в уголовном и административном законодательстве, в системе исполнения наказания. Очень много вопросов по земле — земельное законодательство сложное. В этом году хотелось отметить большое количество жалоб на систему здравоохранения.
Если говорить про отличия от 2018 года, то жалоб на необеспечение лекарственными средствами тогда поступали от вновь выявленных больных, которым только поставлен диагноз, но конкурсные процедуры не были проведены и деньги на приобретение лекарств не были учтены в бюджете. А в этом году очень много жалоб от уже зарегистрированных больных, которые необходимую терапию получают год-два, а то и три. Что это — нарушение процедур, бездействие муниципальных больниц или департамента здравоохранения?
По каждому обращению работаем в ручном режиме — звоним в больницу, звоним в департамент, начинаем выбивать лекарства. К счастью, удалось помочь всем, кто обратился в аппарат, чтобы они вовремя получили медикаменты и терапию. Но это не должно быть так. Люди не должны выбивать свои лекарства через уполномоченного. Это то конституционное право, которое должно быть реализовано. Конечно же, будем анализировать ситуацию и работать с департаментом здравоохранения, чтобы понять, где произошел сбой. Наш регион не справляется с обеспечением лекарственными препаратами ранее выявленных больных — наблюдается недостаток финансирования. Я направляла федеральному уполномоченному по правам человека эту информацию.
Главная особенность всего института уполномоченных — у нас нет властных полномочий. Мы не можем приказать, отменить или заставить кого-то что-то сделать. Мы можем лишь рекомендовать. Поэтому если орган власти прислушивается к нашим рекомендациям и в добровольном порядке устраняет это нарушения, я рада — такое происходит, наверное, в 80% случаев. В остальных случаях мы обращаемся либо в прокуратуру за содействием — и им спасибо за тесное сотрудничество, — либо направляем человека в суд.
— Бывший уполномоченный по защите прав предпринимателей Дмитрий Третьяков сказал мне, что их институт во Владимирской области состоялся, бизнесмены ему доверяют. А институт омбудсмена по правам человека за эти годы состоялся, на ваш взгляд?
— Наверное, это будет громко сказано, но я считаю, что состоялся. Конечно, перспектив развития я вижу много, но основное ограничение касается выделенного финансирования. А нас финансирует областной бюджет. Хотелось бы больше, но исходя из имеющихся возможностей, мы выжимаем максимум.
Если посмотреть аналогичные институты в других субъектах Российской Федерации, относящихся к ЦФО, то за исключением Москвы и Московской области, первое место по количеству обращений — Калужская область, где институт уполномоченного существует более 15 лет, а на втором месте — Владимирская область. Я считаю это хорошим показателем узнаваемости института и результативности его работы. Притом что количество людей в аппарате у меня одно из минимальных. У нас работает девять человек, они обеспечивают деятельность не только мою, но и уполномоченного по правам ребенка. На двоих уполномоченных, грубо говоря, 4,5 специалиста. Это в основном юристы, разбирающиеся в жалобах по правам человека.
— Когда слышишь про финансирование из бюджета, всегда возникает вопрос к его размеру. Хватает?
— Финансирование в основном идет из фонда оплаты труда сотрудников аппарата и двух уполномоченных. Расходы — связь, информационные и консультационные системы, например, «Консультант». Остается немногим более 700 тысяч рублей, которые идут на конверты, бумагу, ручки, карандаши, заправка картриджей, обслуживание компьютерной сети. Остаются небольшие средства на закупку оборудования и его обновление.
Каких-либо представительских расходов и роскошеств у нас нет. Мы работаем в помещении, которое находится в региональной собственности, у нас безвозмездная аренда. У нас нет своего бухгалтера, финансово-хозяйственную деятельность по договору обеспечивает финансовое управление администрации области. Это позволило мне сэкономить целую штатную единицу, заменив бухгалтера юристом. Но все равно пять тысяч жалоб на девять человек — это огромное количество. Работа не сахар. [После интервью омбудсмен сообщила ПроВладимиру, что губернатор Владимир Сипягин утвердил увеличение штата аппарата на два сотрудника].
— Вы работали при бывшем губернаторе Светлане Орловой, сейчас работаете при губернаторе Владимире Сипягине. Чувствуете разницу?
— Если честно, то вообще не чувствую никаких изменений. По закону, уполномоченный — лицо независимое и неподотчетное. Соответственно, приказов и даже рекомендаций что мне делать и как поступать никто не имеет права давать.
Со Светланой Юрьевной Орловой мы работали и взаимодействовали. В принципе, благодаря ей мне удалось увеличить количество сотрудников в аппарате с трех человек до девяти. Я считаю это поддержкой института и пониманием его особой важности.
С Владимиром Владимировичем Сипягиным прошел только первый год работы. По итогам 2019 года будут сформированы рекомендации в очередном докладе. Будем смотреть, как они [чиновники Белого дома] к этим рекомендациям отнесутся и как будут их реализовывать. Допустим, в 2018 году было принято постановление губернатора об исполнении рекомендация уполномоченного по правам человека. Мои рекомендации достаточно широко обсуждались, а в части моментов были реализованы.
Все эти рекомендации сформированы на основании проблемных обращений наших граждан. Это боль наших людей. Это тонкие моменты наших законов, особенно областных, которые нужно исправить или скорректировать.
— Людмила Валерьевна, во Владимирской области есть своя специфика. Например, большое количество исправительных колоний и две тюрьмы. Часто приходят жалобы от заключенных?
— Четверть всех поступающих письменных обращений — это жалобы от осужденных, их родственников и адвокатов. Жалоб очень много на бытовые условия содержания, на охрану здоровья и на противоправные действия сотрудников ФСИН. В каждой ситуации разбираемся.
К сожалению, формат действий уполномоченного в ситуации, когда дело касается правоохранительных органов, очень ограничен. Я не имею права вмешиваться в деятельность, допустим, следственных органов и прокуратуры. Я могу к ним обратиться, указав какие-либо факты. Эти правом я, конечно же, активно пользуюсь. Разъясняю своим заявителям, каким образом они могут воспользоваться своими правами.
У нас на территории области целых две тюрьмы из восьми существующих в Российской Федерации — одна для туберкулезных больных и другая Владимирский централ, две женские колонии, не говоря уже о колониях общего и строгого режима. Ситуация непростая.
Мы все с вами живем во Владимирской области и прекрасно понимаем, что происходит со здравоохранением в гражданской сфере — нехватка врачей, учреждений, лекарственного обеспечения. А когда мы говорим об исправительных учреждениях, то там все то же самое, может даже хуже. Не хватает специалистов. Иногда жалобы на то, что таблетка аспирина в колониях от всего. Тем не менее я бы хотела отметить в плюс наше взаимодействие с медико-санитарной частью ФСИН — МСЧ-33 — потому что они предельно внимательно отслеживают каждое обращение уполномоченного. По мере возможностей оказывают всю помощь, которую обязаны оказать по действующему законодательству.
— А жалобы на пытки и насилие?
— Жалобы на пытки, насилие и противоправные действия сотрудников в основном встречаются в обращениях содержащихся в ФКУ Т‑2 «Владимирский централ», ИК‑7, иногда ИК‑6 и ИК‑3. Именно эти учреждения проблемные, я туда периодически выезжаю и проверяю. Если осужденные мне подтверждают данную информацию, то я, как уполномоченный, могу направить ее в следственный комитет, прокуратуру по надзору, непосредственно в УФСИН. Проверить зарегистрированы в журналах учета данные происшествия или нет.
Смотрим камеры видеонаблюдения — видеорегистраторы [которые сотрудники ФСИН обязаны носить на форме]. Были случаи, когда [информация о насилии] не подтверждалась. Но было и такое, что подтверждалось, и тогда прокуратура по надзору и следственный комитет в рамках своих полномочий ведут это дело. У меня есть дела, которые идет уже 3 – 4 года, потому что до сих пор продолжаются следственные мероприятия, окончательного судебного решения еще не состоялось.
Конечно, в большинстве случаем факты [о противоправных действиях сотрудников ФСИН] не подтверждаются. Мы всегда ждем окончательно результата проверок.
Когда приезжаю в колонии с проверкой, меня пытаются предупредить, что вот этот — насильник, этот убил нескольких человек, этот вор, а этот мошенник. Я всегда стараюсь пропускать мимо ушей эти характеристики и название статей, по которым осуждены данные люди, потому что для меня, как для уполномоченного, тот человек, к которому я иду, прежде всего, просто человек, у которого тоже есть права и свободы.
Государство его уже ограничило, лишив свободы, но остальных-то прав его не лишило. Он имеет право на свободу совести, охрану здоровья и право на труд — они незыблемы, должны соблюдаться вне зависимости от того, где человек — за колючей проволокой или в нашей жизни.
— Еще одна громкая тема в сфере правозащиты — законопроект о профилактике домашнего насилия. К вам ведь обращаются пострадавшие женщины — сколько их? Какие основные проблемы у жительниц региона?
— Это долгий разговор. 6 декабря мы с законодательным собранием провели большой круглый стол, где попытались обсудить актуальность данной проблемы и предложить меры, которые мы можем принять здесь и сейчас во Владимирской области в рамках действующего законодательства, без изменения федерального.
К этому круглому столу я, наверное, шла все пять лет своего первого срока, потому что эту проблему сложно отделить от других проблематик. Вы спросили — много ли ко мне обращается женщин и с какими проблемами. Обращается много, но обращаются на что — на то, что они не могут в рамках судебного процесса доказать свою правоту и определить место жительства ребенка. Не могут воспользоваться своим правом, когда суд определил, что часть имущества принадлежит им и они продолжают жить в этой квартире, а супруг каждый день меняет замки, и они не могут попасть в свое единственное жилье вместе с ребенком. Приходится обращаться к участковому, приставам и так далее. Обращаются из-за того, что бывший муж не платит алименты. Но жалуясь на все жизненные ситуации, которые казалось бы никак не связаны с семейно-бытовым насилием, они всегда рассказывают ситуацию, которая вынудила их встать на путь развода с супругом. А это — побои, унижения, психологическое давление, невозможность совместного проживания.
Другой момент — раз в квартал ко мне обращается бабушка или дедушка, которые вдруг оказались ненужными своей семье. Один из последних случаев произошел осенью, когда дедушка в молодости усыновив мальчика и воспитав его, отказавшись от приватизации в пользу своего приемного сына, оказался выкинутым на улицу. Притом дедушка был зарегистрирован и прописан в этой квартире, несколько дней жил в подъезде, его подкармливали соседи. Начались холода и они позвонили нам, попросили помочь ему. Мы поместили его в наше государственное социальное учреждение, сейчас он в доме-интернате и с ним все хорошо. Да, у него были права и он мог ими воспользоваться, но он не хотел там жить, потому что был обижен на сына и у него не было сил отстаивать свои права. Он не знал куда идти, ощущал беспомощность. И таких случаев с выброшенными бабушками и дедушками оказалось очень много.
Это не сколько уголовная проблема, сколько социальная. Конфликт и насилие, по моему мнению, абсолютно разные вещи. Конфликт происходит между двумя равными сторонами, а насилие — это доминирование более сильного члена семьи над более слабым. И такие факты насилия происходят, в первую очередь, в благополучных семьях.
Наши органы социальной защиты и МВД занимаются, в первую очередь, неблагополучными — у них есть реестры, ведется учет этих семей. Они хорошо справляются. Но там, где все с виду благополучно, ребенок ходит в школу накормленный, одетый и причесанный, за закрытыми дверями может происходить все, что угодно. Если люди трудоспособные, то они часто выбирают развод, а если речь о пожилых людях, то они либо терпят, либо уходят…
Семейное насилие — оно глубокое, оно стыдное. Не каждый человек может о нем признаться: бабушкам и дедушкам стыдно, что они как-то не так воспитали своих детей; женщине или мужчине, что их благополучная семья переживает вот такой момент. Об этом не признаются ни друзьям, ни родственникам.Сегодня ситуация такая, что идти с этой проблемой некуда.
— Какие меры вы предлагаете для решения проблем?
— Нужно создать систему мер поддержки пострадавших. Чтобы каждый человек, который оказался в такой сложной ситуации, знал, что он может куда-то обратиться — за юридической и психологической помощью. Чтобы было место куда прийти — взять паузу и обдумать свои дальнейшие действия. Кризисный центр необходим.
Слышала много отзывов, что это якобы вмешательство в семью. Категорически нет. Моя позиция, что никто не должен вмешиваться в семью. Наоборот — у каждого человека должен быть выбор пойти за защитой или не пойти, обратиться в органы или нет. Создать систему выбора мы должны.
Система поддержки заключается в том, чтобы у человека сработал алгоритм памяти — он может позвонить по телефону доверия, чтобы специалист дал полную консультацию. Человек должен знать адрес кризисного центра, не обращаясь к близким родственникам или друзьям, если стыдно, чтобы переждать сложный момент. Создать это во Владимирской области прямо здесь и сейчас мы в состоянии. Для этого нужно лишь приложить усилия. Да, это не будет создано завтра, но за год-два вполне можно создать на всей территории региона.
Кризисные центры должны быть в каждом муниципалитете, чтобы человек из Гороховца не ехал во Владимир. Сейчас у нас два государственных кризисных центра — для мужчин и для женщин, еще парочка центров-НКО. И пустыми эти учреждения не бывают, они востребованы.
Нужно расширить действие закона о бесплатной юридической помощи на людей, оказавшихся в сложной жизненной ситуации. Создать широкую систему информирования всего нашего населения. Пропагандировать здоровую семью и здоровые семейные отношения, говорить о том, что насилие неприемлемо ни в коем случае.
Интересный факт: когда проводили круглый стол, я обратилась к присутствующим — специалистам, которые помогают семьям в сложной жизненной ситуации, — могут ли они сейчас вслух назвать телефон доверия. Никто не сказал. Только одна НКО, которая этот телефон и создала. О чем это говорит? О том, что этот телефон доверия пока не эффективен, люди о нем не знают.
Телефоны доверия, полиции, травмпункта, психологической и юридической поддержки должны быть широко доступны для всех. Я предложила разработать визитку для каждого муниципалитета, где были бы эти телефоны. Визитки должны быть на рабочем месте работников сферы здравоохранения, чтобы когда к терапевту или травматологу приходит человек с подозрительными ушибами и гематомами, дать ему телефоны. Такие визитки должны быть у всех сотрудников сферы услуг — парикмахеров, массажистов, банщиков, да даже у учителей.
— Если брать в целом, то как сейчас обстоят дела с правами человека во Владимирской области?
— Если посмотреть по итогам 2018 года, то количество обращений к федеральному уполномоченному среди субъектов ЦФО во Владимирской области одно из самых высоких. Количество обращений ко мне тоже одно из самых высоких. Я не беру в расчет Москву и Московскую область — это все-таки отдельная категория. Это говорит о чем? Люди неудовлетворены взаимоотношениями с органами власти — не выстроен диалог, они друг друга не понимают.
12% восстановленных прав — это среднестатистический норматив для уполномоченных. Это не много и не мало. Каждый год дает новые вызовы. 2019 год — это земельное законодательство и право на охрану здоровья. Правовая безграмотность — это бич общества на протяжении всех лет. На сферу исполнения наказаний жалобы остались в том же объеме, на здравоохранение количество жалоб ежегодно потихонечку растет.
Основные итоги будут представлены в ежегодном докладе к 1 марта 2020 года, в котором также будут сформулированы рекомендации к нашим органам власти.
- Телефоны для записи на прием к уполномоченному по правам человека во Владимирской области: 8 (4922) 53 – 11-31, 8 (4922) 53 – 20-60;
- Факс: 8 (4922) 53 – 11-31;
- Адрес электронной почты: [email protected].